Чуйкова. Так Екатерина рассказывала, в той семейке могли друг у друга капусторезку украсть. Устройство такое для шинковки капусты. И «пострадавшие» на правительственной машине «Чайка» приезжали к родственникам краденое выручать.
– У, ворюги, отдайте капусторезку!
Такие вот семейные сцены.
– Вы, судя по всему, не держите зла на Екатерину?
– Не умею я этого… Она, кстати, как-то позже сказала: «Я была вам хорошей мачехой, ты ведь не можешь сказать, что это не так?»
Оправдывала себя тем, наверное, что жизнь-то с отцом была жуткая. Прощаясь, оставила нам с сестрой по плитке шоколада. Для такой женщины это был шикарный жест.
Ее так жестоко наказала жизнь! Екатерина была еще жива, когда при странных обстоятельствах умер ее сын, наркоман…
– Чем она занималась, расставшись с отцом?
– Ничем. Разве что вещички распродавала. Жила, запершись в роскошной квартире в центре Москвы, шума, компаний не терпела. Ее любимое занятие было сидеть с кем-нибудь на кухне за разговорами всю ночь. Я как-то пришел к ней днем, в три часа, а ушел в двенадцать следующего дня. Это был странный одинокий человек.
Он нее шло ощущение жесткости и холода. Это ощущение всего моего детства. Уже когда появилась Капитолина, совсем другой, разумный, нормальный человек, все равно не было чувства, что дом – теплый.
В Москве, на Гоголевском бульваре, наш особняк казался мне слишком большим, там потолки чуть ли не в пять метров высотой. Хотя на двух его этажах было всего пять комнат, да в подвале биллиардная и кинозал. На первом этаже столовая, кабинет отца небольшой и спальня. Наверху две спальни. Одна из них, побольше, для Нади и Лины, дочери Капитолины. Другая, узкая, как пенал, и неудобная – моя.
Вот одноклассник у меня был, Володька Шкляр – у него дома мне страшно нравилось. Во-первых, маленькая комната! И какие-то занавески, цветы, птичка живая щебечет. Это назвали бы мещанством. Но уютно! На столе вазочки из синего стекла, варенье, липучие конфеты – недоступные мне радости. У моего друга были зеленые-зеленые глаза и зеленая сопля из носа. Я его обожал. Но пригласить на день рождения Володьку! Даже когда уже Екатерина исчезла и появилась Капитолина и стала устраивать праздники, его пригласить мне не позволили.
– Вот сына профессора – пожалуйста.
Из тех восьми лет без мамы самое интересное воспоминание – я видел, как по Гоголевскому бульвару ходил какой-то старик с рыжей лисой, с живой лисой. Потом прочитал у Юрия Олеши – это прогуливался писатель Миклашевский. Помню, прочитал и так и подпрыгнул: я видел эту рыжую лису!
Но те восемь жутких лет не перевесили первых четырех с половиной. Я был рожден от молодых, здоровых людей, которые любили друг друга. Родителям было по девятнадцать лет, когда они поженились.
Родился я в 1941 году в Куйбышеве, куда эвакуировались
