рассказывать? Что в ней интересного, кроме собирательного образа малолетней искательницы славы?
Есть кое-что. Незначительное, но все же. Во сне Катенька жила иной жизнью. Ей снились не те искаженные переживания, что делают одну треть нашей повседневной жизни немного разнообразнее. Другие люди, другое время. Так было всегда, с самого детства: скромные картины захолустного средневекового поселения, по картинке на ночь. Под утро она забывала подробности. Никому об этом не рассказывала. Но если бы кто-то ее спросил, на что это похоже, она бы ответила, что на мистический триллер.
***
Катерина выходит из дома на закате, подвязав льняное платье вышитым поясом. Днем она хлопочет по хозяйству вместе с младшими сестрами, но по вечерам родители освобождают ее от обязанностей прясть и ткать.
От бабки со стороны отца достался Катерине особый дар: все травы, собранные ее рукой, наделены особой силой. Целебные зелья получаются точь-в-точь как у покойной сродственницы – это признали три старейшие повитухи села. Дар напророчили еще в детстве, но открылся он в неполных шестнадцать. Слава юной травницы год от года росла, но не было радости в той славе.
Катерина – статная, худая, рыжеволосая, острая на язык. Глаза у нее черным-черны, слишком много смелости во взгляде. Рано расцвела она, но красотой холодной, отстраненной. Кто возьмет такую в жены? «Не тем делом занимается, – бормотали соседки, провожая Катерину взглядом, – слишком долго в лесу торчит». Известно ведь – когда женщина остается одна, она думает злое. Местному священнику-то прострел в спине вылечила, он и рот на замок, колдовских штучек в проповедях не осуждает. Но уж больно говорлива, а смеется-то как – все зубы напоказ! У приличных девушек в ее возрасте уже первенец есть, некогда им по лесам бродить да с цветами разговаривать!
Катерина не слушала старых сплетниц, всякий раз возвращалась из леса за полночь, румяная, веселая, опоясанная душистыми травами, с заплечным мешком, полным сочных кореньев. Вся она дышала свежестью той дремучей рощи, где собеседниками ей были только птицы. И молодость ее была под стать этой дикой пахучей траве, растрепанной ночным ветром.
Никого из соседских сыновей не привечала она ни добрым взглядом, ни кивком округлого подбородка. Бывало, что и высмеивала в голос. Отец подумывал пару раз, не запереть ли – но все без толку: Катерина знала подход к его беспокойному сердцу. И цену себе знала. Подолгу любовалась собой всякий раз, когда набирала воду из ручья. Шерстяных передников у нее было полдюжины, а бронзовых колец да жемчужных бус и того больше – зналась с цыганками. Сестры переговаривались за спиной: «Работает как черная крестьянка, наряжается как королевна». Ровесницы, которым Катеринины гадания когда-то посулили замужество, теперь велели молодым мужьям за версту обходить травницу. Новорожденных от нее прятали, а она взяла привычку нескромно шутить по этому поводу.
Вся деревня ждала для нее недоброго случая.
И
