чтобы девочка пожелала отцу спокойной ночи. И вдруг отец заметил, что девочка как две капли воды похожа на Мадлен. Те же черты лица, тот же цвет волос, такая же мимика. Вся любовь, которая так болела в нем, перенеслась теперь на Мари. Она стала смыслом его существования. Женщины не играли особой роли в его жизни. Его приятельницы никогда не появлялись в доме. Он отшучивался, когда друзья заговаривали о женитьбе. Жизнь его сосредоточилась на Мари и работе.
По вечерам он беседовал с портретом Мадлен. Портрет был написан к пятилетию их свадьбы. Ему так хотелось, чтобы художник запечатлел ее красоту. Только потом, уже после смерти жены, он обратил внимание на обреченность в ее глазах.
Психолог прервал мой рассказ вопросом, как отнеслась Мари к известию о женитьбе отца. В принципе она понимала, что это когда-то должно произойти. Она приняла эту новость спокойно. Но девочка пыталась понять, как она относится к Магде и чего ждет от нее. Магда была приятельница отца лет тридцати. Мари вспомнила, что ее всегда поражало у Магды, – вечная улыбка, которая часто не соответствовала выражению глаз, и тогда все в ней казалось наигранным. Отец как будто не замечал этого, и Мари ничего не оставалось, как смириться с мыслью, что скоро Магда появится в их доме.
Когда Мари была маленькой, она часами смотрела на портрет матери. Ей казалось, что однажды мама сойдет с портрета и снова поселится с ними. Позже Лизхен научила ее разговаривать с портретом. Она вспомнила, как рассказывала портрету Мадлен все свои детские секреты. И вот отец приводит в дом чужую женщину, которую почему-то надо будет называть мамой.
Я задумалась. В действительности мне было непонятно, как Мари отнеслась к этому известию. И еще я пыталась ответить на вопрос психолога, что со мной происходило в возрасте тринадцати лет. К большому его разочарованию, я ничего не могла вспомнить. У меня все было ровно, без проблем. Любящая семья, хорошая школа, друзья. Нет, ничего особенного не вспоминалось. Занятия давались мне легко, а все свободное время я посвящала чтению. Причем читала все, что попадалось под руку. Эту любовь к чтению я пронесла через года. И только сейчас, после аварии, чтение отошло в сторону, так как вся была поглощена моей «инкарнацией». Но в отличие от книг, которые я буквально глотала, продвижение по прошлому занимало очень много времени. Оно проходило через меня, оно вживалось в меня.
Следующую встречу с психологом мы начали с возвращения Мари домой. Преступив порог своей комнаты, она вдруг подумала: а вдруг все то, что сказал отец было неправдой, фантазией, страхом? Так или иначе, она убедила себя – будь что будет. И продолжила прежнюю жизнь.
Все ее подруги в то время зачитывались новеллами Стефана Цвейга. То, что писатель жил в их городе, придавало всему особую романтичность. Откуда-то взялся его адрес, и они бегали смотреть на дом, в котором жил Цвейг. От Linzer Gasse надо было подняться по короткой кривой дороге. Две девочки в классе рассказывали, что как-то
