здесь медленной мукой превращают в камень. Я уже не чувствовала редких трепыханий сердца. Менять ипостась не давали, прямо на глазах у пленницы подмешивая в воду отвар из икол-травы, били плетками до багряных, опухающих рубцов на прозрачно – бледной коже. Часто, подолгу. Пока я не теряла сознание. Но кровь не шла, а только вяло мазалась по саднящим язвам. Я пыталась вымолить правду у своих мучителей, мыча пересохшими губами про ошибку, но тролли молчали, тупо выполняя приказы неведомого душегуба. Сестер я не видела. Вслушивалась в пронзительную тишину и соображая: где они. Но не уловила ни одного крика или стона, чтож, это хорошо. Или не хорошо. О втором старалась не думать. А в какой-то момент поняла: если не сегодня, то никогда. Слабость накатывалась, как снежный ком, ещё немного, и не смогу связно соображать. Почему меня мучили в абсолютном молчании, не допрашивали, не говорили о вине?
–Глянь-ка, шо с ейтой гадюкой. Уж больно тихая,– с сомнением пролепетало волосатое чудовище и крепко наподдало мне в бок острием поржавевшего от тихой непыльной работенки копья.– Нечисть или нежить?! Не русалка, не кикимора, не упырь.
–Оборотниха,– Вяло констатировал молодой.– Птицей, вроде, умеет. Только в наших краях такие отродясь не встречались. А на Старофадских островах есть. Мало, правда.
Надо же, заговорил. Он вообще то молчаливый, этот Енк. Жалел, видно, но помочь не спешил. Оставалось надеяться на то, что и помешать не захочет, пусть даже из жалости. Получилось бы! Помоги мне, Зевс.
–Всех вовремя перебили,– одобрил старый тролль и спохватился.– А ежели и эта издохла?
Усилием воли я превозмогла подступивший к сухому саднящему горлу больной кашель, постаралась не выдать себя, упрямо концентрируясь на том месте, где стоял тюремщик. На слух получалось хуже. Прежде выручало зрение.
Енк равнодушно зевнул и сделал неутешительное предположение. Неутешительное только для кошелька старшего, обольщаться не стоило. Начальник охраны поспешил обернуться к сослуживцу (кажется, я даже видела воочию, какие несуразные гримасы сопровождали мыслительную активность мохнатого чудовища), смачно почухался и срыгнул, распространив по тесной коморке вонь перебродившего обеда.
–Махар! Сдыхлик неумиручий! Так я и знал! Всего то седмицу,– обиженно запричитал тюремщик.– Какую-то седмицу пережить. И на тебе, курица костлявая, издохла! Каддар! Я ж у них был первым кандидатом на должность палача! А там отпуск целых две луны, полное довольствие и свободный график работы! Да ещё эти, как их там?
–Премиальные,– сплюнул младший.
–И бесплатные обеды,– мечтательно хрюкнул тролль.
А на пути у всего этого великолепия сморщенной реликтовой окаменелостью мешалась гарпия!
–Ну, ка, проверь её, – с робкой надеждой протянул старший.
Только не это. Пожалуйста, нет. Только не Енк!
–Не-е-ет, я туда не полезу,– опасливо заключил молодой
