мое нынешнее положение. Будем надеяться, после него на полу не останется неестественно чистого следа. Так как выяснилось, что убирать башенные тоннели поварятами выходит хоть и не очень быстро, зато на порядок тщательнее обычной метелки. Когда за нами захлопнулась тяжелая кованая дверь, по коридору, эхом сочувствовавшему преследователям, пронеслась галдящая свирепствующая толпа. Они громко материли троллью праматерь на чем свет стоит. Я постаралась слиться со стенкой в маленьком темном помещении, краснея от обещаний, примеряемых, как же иначе, на себя. Толи из-за холода, толи от перенапряжения, но зубы колотились с пугающей громкостью. Стоило им только прислушаться, и моя участь была бы решена. Слава богам, они оказались не столь смекалисты. Крики, трехэтажная ругань и топот возникали ещё пару раз. Точнее, пару раз поблизости от укрытия. Поиски беглянки продолжались довольно долго, но в сторону кухни больше не направлялись. Постепенно я уверилась, что меня окончательно потеряли, и позволила себе немного расслабиться. Значит, не сдал. Вытерла липкий пот со лба, расправила затекшие крылья.
Кладовая оказалась даже крохотнее, чем выглядела поначалу, и делить её мне приходилось с довольно крупным малым. Малый, кстати сказать, проявлял чудеса смекалки. Выглядел совершенно нежизнеспособным, хотя сомнительно, что после, прямо сказать, не ахового, пинка он так и не пришел в себя. Тем временем, холод клетки по сравнению с холодом нынешнего укрытия начинал казался мне избяным теплом после проруби. Если раньше здесь располагалась тюремная камера, то какая-то больно милосердная: пленник промучился бы не больше шести лучин. Глаза наконец таки привыкли к плотному полумраку. Разгадка оказалась более чем банальной: мы прятались в леднике. Вот тебе и махар раддец! Все-таки Енк оказался изощренным мерзавцем! Бежать из клетки, чтобы закрыться в леднике – глупо. И если это был его план, то, отмечу, не удачный. Хотя… Кому придет в голову, что беглянка после кровавой резни притихнет практически в двух шагах от места заточения и не где-нибудь, а в обществе копченых окороков и душистого сыра. От одурманивающего запаха еды желудок настойчиво запротестовал, решив, что страхам пора потесниться. Заурчал. Рот, не взирая ни на что, стремительно наполнялся слюной. Махар! Ну и нелепо же я выглядела, до отказа набивая жвальца влажными плесневелыми кусками, облизывая лапы, чавкая и прикидывая, что откушу через мгновение. Вкуснотища! Даже если меня сейчас поймают, я не останусь внакладе, по крайней мере, нахомячусь на неделю вперед. И пусть воспоминания о щедром ужине скрашивают жалкий остаток жизни. Когда показательная отрыжка сигнализировала о донельзя набитом желудке, я стала развлекаться тем, что зачерпнула из кринки жирную сметану и, недолго поразмыслив, скульптурно извазюкала безмятежное лицо пленника. Седые усики, надо сказать, смотрелись вполне органично, добавляя молодому лицу некую солидность и, как не странно, трогательность. Я немного отстранилась, тщательно прикидывая
