к Гемеллу и скажи ему, чтобы он уже вынул палец из задницы и занялся чем-нибудь полезным для разнообразия. – Раб ушел, понурив голову, ведь за неудачу ему грозила трепка, а Калигула закатил глаза: – Это как играть в калкули[1] с белкой. До чего же скучно.
– Как ты догадался, что он пришел не от императора? – полюбопытствовала я.
– Во-первых, я знаю, что Тиберий не любит, когда его омовения прерывают. Во-вторых, туника на рабе была свежей и сухой, но любой человек, только что вышедший из терм, был бы мокрым от пота, и на тунике мы бы заметили темные пятна. Но главное – я узнал этого раба, он из числа тех, кто прислуживает Гемеллу. Наш двоюродный брат – тупица.
Я рассмеялась. Но догадайся я, что означает конец этих игр с Гаем, мне было бы не до смеха. Внук императора не образумился, а всего лишь переключился с Калигулы, который оказался ему не по зубам, на нас, двух сестер. Надо сказать, что я, столько выстрадав из-за систематического уничтожения моих родных, не велась на его издевки и насмешки. Друзилла же быстро научилась держаться поближе к брату, ибо знала, что только он убережет ее, более ранимую и беззащитную, чем я. И все равно Гемелл не отставал от нас, пытаясь уязвить побольнее, чтобы мы не выдержали и сказали что-нибудь, подпадающее под закон об оскорблении величия, и таким образом бросили бы тень на Калигулу.
– Чем больше законов, тем меньше правосудия, так говорил Цицерон, – выпалил он как-то раз, обращаясь ко мне. – А ты что об этом думаешь?
Думаю, тебе нельзя цитировать высказывания, которые могут вызвать гнев императора.
– Цицерон занудный, – зевнула я в ответ.
– Ливилла, сегодня утром я видел, как крысы прыгают в море, сбегая с острова, – подступил он ко мне в другой раз. – Как ты думаешь, что это значит?
Это значит, что даже крысы тебя на дух не переносят.
Я пожала плечами:
– Думаю, что теперь буду хуже спать из страха, что они меня покусают.
На самом деле спала я в те дни хорошо. Снов вообще никогда не видела, засыпала мгновенно и пробуждалась утром. Агриппина говорила, что для сновидений мне не хватает воображения, Калигула – что я практичный человек, который не позволяет мозгу строить бесконтрольные фантазии, а мать – что сны я вижу, но мне просто не хватает внутренней дисциплины, чтобы их вспомнить. Не знаю, кто из них был прав, но лишь во сне я могла без помех отдохнуть.
– Мой дед не любил твою мать. Интересно почему?
Только идиот клюнет на эту удочку…
– Вот повзрослеешь, тогда и поймешь поступки тех, кто старше и умнее. Может быть.
Это маленькое уточнение задело Гемелла за живое, и он сердито потопал прочь.
Так и шел день за днем – мелкие уколы чередовались с неумелыми ловушками. Наверное, Гемелл перешел бы вскоре к более опасным играм, но о его ухищрениях стало известно императору, и тот поколотил внука за дурное обращение с женщинами двора. Это положило конец
Вид настольной игры.
