Таким образом, в ближайшее время ничего хорошего не ожидается, холодная война продолжится, и хорошо еще, если не перейдет в горячую. Эрвин был оптимистичнее, он полагал, что после такой бойни, как Вторая мировая, и, особенно, после Хиросимы, люди стали разумнее.
Уже светало, когда они снова легли.
Глава третья
Соседки
Утром Латинист пошел читать лекции и оставил Эрвина одного.
– Кофе в термосе, творог и кефир в холодильнике, хлеб на столе, а если надумаешь выйти погулять, ключ висит в прихожей на крючке, – стал он перед уходом давать указания. – Сам я приду поздно, у меня долгий рабочий день, сперва в университете, потом в мединституте. Этим я одновременно и за преподавателя, и за учебное пособие. Не скучай, читай, развлекай Ванду, если она придет жарить тебе котлеты, завтра я свободен, тогда предпримем что-то вместе. У меня тут один знакомый, хорошо зарабатывающий советский писатель, кстати, как ни странно, честный малый, у него моторная лодка, позвоню ему, может покатает нас по Дону.
– А рыба тут ловится? – поинтересовался Эрвин.
– Рыба? – В глазах латиниста появился веселый огонек. – Тут ловится такая рыба, какой ты в жизни не видел. Не помещается в лодке.
Он стоял уже в прихожей, маленького роста, худой, но крепкий, с роскошным носом и морщинистым лицом, и, когда улыбнулся своей последней шутке, обнажились его чудом сохранившиеся при лагерной диете белые зубы. У Эрвина возникло желание сделать пару шагов и обнять Латиниста изо всех своих еще сохранившихся сил, и если он этого не сделал, то только потому, что боялся показаться излишне сентиментальным. Еще раз внушив Эрвину, чтобы он чувствовал себя «как дома», Латинист схватил портфель и удалился.
Торопиться было некуда, Эрвин спокойно выпил кофе, поел краковской колбасы и костромского сыра, местного творога и меда, потом вернулся в кабинет, взял с полки «Манифест Коммунистической партии» и сел за письменный стол. Первые предложения на французском казались чуждыми, несколько раз пришлось заглянуть в словарь, но постепенно он привык, втянулся и даже вздрогнул, когда зазвенел дверной звонок.
Вот и любовница Латиниста, подумал он, встал и пошел в прихожую. За дверью действительно стояла молодая женщина в халате, но не белом, как можно было ожидать от врача скорой помощи, а обычном, таком, в каком возятся на кухне.
Переоделась в машине, что ли, подумал он.
– Добрый день, – сказал он приветливо. – Меня зовут Эрвин Буридан, я старый друг Виктора.
– Знаю, – прохрипела женщина, и, хотя Эрвин уже отступил от двери, нырнула внутрь боком, впритык к притолоке.
– А вы, наверно, Ванда? – воспроизвел Эрвин вслух свой логический вывод.
Женщина бросила на него косой взгляд – у нее были черные, но неживые, словно стеклянные, глаза.
– Нет, я Ирина.
– Ирина? – повторил Эрвин удивленно.
Только
