Павел подмигнул Агриппине. Она вдруг увидела, что на теле мужчины стали проступать неясные письмена, немного похожие на арабскую вязь.
– Что это, тайные заклинания? – спросила женщина, проведя пальцем вдоль мужниного плеча.
– Всего лишь мои любимые сны. Если записать их на собственной коже, сны будут возвращаться снова и снова.
– Прочти мне хотя бы один из них.
– Не получится, душенька. На этом языке можно только писать.
– Так не бывает. Что же это за язык?
– Язык изнанки твоих собственных мыслей, о которых ты даже не догадываешься до тех пор, пока не заснёшь. Записать их можно тоже только во время сна, останавливая его время от времени.
– А не надоедает ли тебе смотреть одни и те же сны?
– Как может надоесть то, о чем совершенно не помнишь? Это только кажется, что человек может протащить свой сон в явь. На самом деле сон в тысячу раз больше, чем ты думаешь. В твоём бодрствующем сознании остаются только несколько чешуек с его шкуры, которые прилипли к твоим векам.
– Как же тогда он помещается в моей голове?
– А кто тебе сказал, что сон существует в твоей голове? Это голова твоя находится внутри сна. Утром он просто выплевывает её обратно на подушку.
В эту ночь Агриппине снилось, что они с Павлом – дряхлые старики. Обнявшись, оба спали в двухместном гробу возле разинутой львиной пасти камина всё в той же спальне Павла. Во сне Агриппина видела себя и мужа как бы со стороны, вернее, сверху. Седые кудри Павла были такими длинными, что стелились по полу, огибая гроб спиралью в семь завитков.
Наутро Агриппина совершенно не помнила, что ей снилось, осталось только ощущение чего-то странного и приятного. Она поднялась с кровати и подумала: не сменить ли гостиницу, уж больно жестким оказался матрас, спина и бёдра ныли, в голове будто застоялся и скис вчерашний ветер.
Выглянув в окно, Агриппина залюбовалась чудесным видом и передумала. Вчера вечером, когда она прибыла в этот город, уже стемнело, и она была слишком утомлена поездкой, чтобы разглядывать окрестности. Окна ее гостиницы выходили на живописную, украшенную цветами городскую площадь, сейчас ярко освещенную утренним солнцем. В центре площади плескался фонтан, а за ним была видна вывеска симпатичного кафе. Распахнув оконные створки, женщина с удовольствием втянула аромат ореховых пирожных, доносившийся из кафе, и поняла, что ужасно голодна.
Вспомнив, что сегодня день её пятидесятилетия, Агриппина вздохнула, затем открыла чемодан из крокодиловой кожи, достала из него платье цвета граната, туфли на закрученном каблуке и перстень с окаменевшим змеиным глазом.
Выйдя из дверей гостиницы, Агриппина зацепилась кольцом за выступ на дверной ручке. Перстень соскочил и зазвенел по ступеням крыльца…
Модест и Гордей
…Ich habe kaum etwas mit mir gemeinsam.
Модест обожал свою жену. Милена
…У меня едва ли есть что-нибудь общее с самим собой. – Франц Кафка (пер. с нем.)
