измеряется количеством денег, которые ты приносишь. Вы с Шантье оба выезжаете за день в шесть-семь мест для доставки и установки одного и того же. Только он привозит вечером в бюро полторы тысячи альберов, а ты – семьсот, и это в лучшем случае.
– Я же доставщик и наладчик, а не продавец! – пробормотал Рамон, не зная, куда деть влажные от волнения руки.
Кристоф многозначительно направил указательный палец ему в грудь c улыбкой типа «об этом-то я и толкую».
– Вот видишь, ты сам признаешь, что просто мастер и ни к чему другому не стремишься. Так на что жаловаться? Ты не продавец. Вот Шантье – продавец, и ему дорога в бюро продаж на соответствующие должности.
– Именно! – Рамон ухватился за эту мысль, почувствовав прилив вдохновения и силы, чтобы возразить. – Вот именно, что в продажах занимаются продажами, а в техбюро – технической стороной. Продавать – это ваша работа, а не наша! Твоя работа! Я не могу и не буду ее за тебя делать.
– Я свою работу знаю! – Голос Кристофа сразу огрубел, потеряв самодовольно-жирный окрас; глаза же он выпучил так, как будто никто никогда его не задевал так сильно за живое. Но дальнейшие попытки Рамона защититься старший специалист отдела продаж успел пресечь, сменив вальяжные речи на быстрое, раздраженное тарахтение:
– Уперся, как баран, развиваться не хочешь, так чего жаловаться взял моду? Решения надо учиться принимать. А иначе можно и до старости одно и то же делать. Поэтому давай не будем тут мне про мою работу и твою. Я знаю, кто что должен делать. Все должны делать всё для развития нашей антерпризы. Вон, у Шантье спроси, как работать надо, он тебе расскажет. Вот уж кто продает, так продает! – Кристоф взял паузу – видимо, чтобы набрать в легкие воздуха и заодно с силой задвинуть нижний ящик стола.
– Да и пусть продает. А я давно заслужил старшего мастера, мне кажется.
– Кажется ему! Какие ко мне-то вопросы? К Игорю с этим иди, за ним последнее слово.
– Но Игорь сказал, что ему твое мнение важно, – раздосадовано буркнул Рамон. – Ты мог бы…
Кристоф отмахнулся, начав разбирать кипу свежих бумаг:
– Я ему все сказал, что думаю, вот пусть и чешется теперь. Все, отправляйся! Или ты что, ногами к полу приклеился?
Рамон вышел из бюро продаж, ощущая слабость. Даже хлопнуть дверью как следует не решился. Дело шло к вечеру, опять начинала болеть голова – ладно бы занимали ее лишь рабочие вопросы! Но ведь за ними стояла гораздо более глубокая проблема, преследовавшая его много лет.
Можно было сколько угодно менять место работы, уходить от одних людей и знакомиться с другими, но итог всегда один: прозябание в посредственности, бессилии и одиночестве. Одиночестве! И это в Гранд-Леонарде: метрополии, что была пустыней с сорока миллионами людей, которые являлись ее безликими песчинками. Ничтожные поодиночке, все вместе они сбивались в бесформенные барханы, окружая, нависая, не давая Рамону заглянуть за удручающе пустой горизонт,
