и стук каблуков.
Завернув за угол, женщина почувствовала себя лучше: в узком переулке темно и почти пустынно. Сюда выходили служебные входы лавок и кофеен, и задние – четырехуровневых резиденций. Двое жильцов выгружали из машины пакеты с продуктами, а чуть дальше, на другой стороне, кто-то выбрасывал мусор в контейнер. Даже ветер присмирел, будто поняв, что его лихие кульбиты тут не уместны. Элинор ускорила шаг. Переулок-портал в островок покоя закончился аллеей, по которой прохаживалась пара стариков; бездомный, развалившись на лавке, слизывал с обертки остатки соуса. Более никого.
Вдоль парапета с фонарями-шарами к лестнице, вниз по ступеням. Уличный шум и толпы рабочего люда, спешащего по домам, остались метрах в трехстах за спиной: впереди уже покачивались нависшие над дорожкой ветви ив. Пройти еще немного – и станет виден пруд, а за ним – запущенного вида оранжерея и укрытая зарослями лещины5 древняя каменная стена, чьи крошившиеся зубцы, споря со временем, все еще возвышались над обрывом холма.
Подходя к пруду, Элинор почувствовала, как по телу разлилось сладкое тепло: на фоне мерцающего городского неба обозначился знакомый силуэт. Нетерпеливо преодолев эти тридцать шагов, разделявшие их, она уткнулась носом ему в грудь.
– Рамон…
– Элинор…
Они стояли так примерно минуту. Потом женщина начала всхлипывать. Рамон, чуть отстранившись, нежно поднял ее подбородок: две слезы змеились по впалым щекам.
– Ну, что ты, не надо. Все будет…
– Не будет, – перебила Элинор дрожащим голосом и крепче прижалась к нему. – Это никогда не закончится. Нас не оставят в покое!
– Не оставят, если мы не уберемся туда, где нас не смогут найти. Тебе же теперь… легче, – смущенно пробормотал Рамон, гладя ее по голове, поправляя волосы.
Элинор, не глядя на него, кивнула. Конечно, недавняя смерть матери печалила, но, с другой стороны, с ее уходом исчезали оковы. Мать одна в этой семье ее любила и нуждалась в ней, а теперь…
– Я не видела сына две недели. Он пропадает непонятно где, а когда я пытаюсь с ним поговорить… Я ему не нужна, Рамон, он меня ненавидит. Как давно я его потеряла? Неужели дети уже в раннем возрасте понимают, что мать их не хотела?
На это нужно было что-то ответить. Непростая тема для обсуждения, учитывая, что своих детей у Рамона никогда не было.
– А может, это твой муж его настраивал последние годы?
Она вздохнула, смахнув еще одну слезинку:
– Он им не занимается. Деньги сует, да, но не занимается, как нормальный отец должен заниматься своим ребенком. Конечно, куда ему! Бабы отнимают все время и силы, – Элинор скривилась, и Рамон подумал, что его собственная жена наверняка кому-то жаловалась на него. Конечно, по другому поводу, но с таким же токсично-ненавидящим выражением лица.
– Представляешь,
Лещина – род кустарников семейства березовых
