светились тем доброжелательным простодушием, ради которого часто прощается и неказистая внешность, и некоторая грубоватость манер.
Покряхтывая, она уселась на заботливо пододвинутый ей стул и поднесла замызганную тряпицу, долженствующую играть роль носового платка, к лицу.
– Да что ж это делается! Да сколько ж можно! Сил уж нет никаких! – затянула женщина протяжно. Ее низкий голос звучал с привычной монотонностью, как будто слова эти ей приходилось произносить по несколько раз в день.
– Все пропил? – спросил Хорвин с участием.
– Все, господин Ристли, все! На что жить-то, о господи, на что? Дочка, вон, приболела, доктор лекарство назначил, а купить-то не на что? Как ей встать на ноги? С работы так ее выгонят, что мы делать-то будем? Господи, помилуй нас, грешных…
– Хотите, я поговорю с вашим мужем? – начал молодой человек, но женщина не дала ему досказать.
– Да разве ж он кого послушает?! У него одно на уме. Вы же знаете, господин Хорвин, как я вас уважаю, но что вы можете?
– Предоставьте это мне, – сказал Хорвин успокаивающе.
– Да что ж вы полезете в наши-то дела! Что вам, своих забот мало? У самого ведь небось дел невпроворот… Я ж понимаю… Лезу со своим, мешаю…
– Вы мне совсем не помешали.
– Господин Ристли, – в глазах женщины появилась хитринка. – Я знаю, месяц еще не закончился… Но… Вы можете заплатить за следующий месяц? – она уставилась на него с нетерпеливым ожиданием.
Хорвин пожал плечами. Он предполагал, что весь разыгранный перед ним спектакль сведется к этой просьбе. Однако он знал, что хозяйка его комнаты с трудом сводит концы с концами, что муж ее пьет, а дочка – болезненная, что деньги, которые он платит ей за жилье, действительно нужны, и ей стыдно выпрашивать их раньше срока. Пока он отсчитывал монеты, он думал о том, что мог бы для них сделать. Заняться мужиком, что находит отвлечение от проблем на дне стакана? Вылечить болезненную девочку? Как отучить человека от пьянства, как вернуть здоровье девочке, выросшей в сыром нездоровом месте? Ведь для этого необходимо оторвать их привычного быта, дать им другой образ жизни. А нужно ли им это, захотят ли они? Выходило, что хозяйка права, отказываясь от его помощи. Да и кто дал ему право вмешиваться в ход чужой жизни, давно уже налажено катящейся по одним и тем же рельсам.
Пряча деньги в лиф на своей необъятной груди, женщина облегченно улыбнулась:
– Ох, господин Хорвин, какой вы добрый! Я всегда говорила, такого человека, как вы, еще поискать! Я вам так благодарна! Я чайку нагрела, не хотите ли выпить?
– Спасибо, может быть, немного позже. Сейчас я хотел бы выйти.
– Заходите, заходите, когда удобно. Печенье свеженькое, только что испекла. Мы с дочкой всегда вам рады.
Закрыв за гостьей дверь, Хорвин вернулся к окну. Везде было одно и тоже: те же страсти, те же слабости, те же интриги и столкновение интересов. В поисках согласия он
