принимали «по заслугам». Вполне легальная форма оказания услуг по иному разряду: за него хлопотала нефтяная компания, возмещавшая таким образом моральный и материальный ущерб при пожаре. А его напарник, хозяин еще одной койки – ко второй, то есть за отдельную плату из личных средств. Тоже нормально, если можешь оплатить более комфортные условия и скрасить досуг, почему бы и нет. Ходил он в модном спортивном костюме, носил красную рубаху и сверкал по кафелю пятками в белых носках. Пахло от него всегда дешевым парфюмом и немытым телом. Как он этого добивался, ума не приложу, но сей купажно-смердящий запах и щегольские манеры заметно выделяли его из общей плебейской массы.
Оба они никогда по собственной воле не вступали в чужой разговор и не отвечали на вопросы назойливых прохожих. Видно, не позволяло воспитание или статус важной персоны. Я ни разу не видел, чтобы кто-то из них слушал или беседовал с жильцами обычных, многоместных палат. И у меня при встрече с ними не возникало желания спросить, как дела или какие новости? Даже нейтральное «хорошая погода, не так ли» отказывался произнести мой, в общем-то, гибкий язык, когда я встречал геркулесову фигуру механика у стола с горячим чаем или в узком тамбуре перед дверью с надписью «Туалет».
Иногда мне казалось, что оба они не только глухонемые, но и незрячие, потому что никого вокруг не замечали, а двигались напролом сквозь толпу хилых любителей короткого променада. Нелюдимый Гаврилов, правда, выходил наружу крайне редко. Он больше сидел на печи у себя в каморке, а этот, в красной рубашке и белых носках, только и делал, что шмыгал туда-сюда, как заводной челнок.
– Ништяк, Толян, мы им хавальник навесим, не бзди, – посылал он зычным голосом в мобильник непечатные фразы, шевеля одной рукой блютус в ухе и почесывая задницу другой.
Интересно, чем бы закончился этот монолог, привлекший особое внимание публики, переставшей даже кашлять, если бы не внезапное озарение, осветившее темное царство нашей обители от края до края. В тот самый момент, когда напарник Гаврилова готов был послать в эфир очередную дозу непотребщины, железная дверь распахнулась, и в коридор ударил солнечный луч, влетела стая юных жизнерадостных птенцов с детскими лицами и умными глазами. Словно по мановению волшебной палочки, все взоры устремились в их сторону, всё замерло и преобразилось в одночасье.
Каюсь, моих талантов не хватит, чтобы выразить столь чудное мгновенье. Остается лишь, как обычно, звать на помощь классику. Ну, это нечто вроде появления Наташи Ростовой на именинах графини, о чем мы писали в школьных сочинениях, некоего подобия благой вести, ниспосланной звездой Вифлеема, если еще высокопарнее. Или, если на то пошло, библейского явления Христа народу. Мрак отступил, волнения улеглись, в душе настало пробужденье. Казалось сами ангелы слетели с небес и озарили мир светом любви, надежды, тихой славы. Молодость и старость, красота и убожество, здоровье и дряхлость, атласная кожа и печеное яблоко, изящество
