с наслаждением набрал в грудь воздух. Там курили кой чего покрепче «Примы», вот и расслабились напоследок.
Коллеги уже топочут на лестнице. Сураева не удивило, что Пашка никому не предложил остаться у него: здесь, в «дэржавной» зоне, менты воскресили свирепый советский закон, по которому за такое нарушение паспортного режима можно схлопотать отсидку. Любопытно, помешали ли эти строгости проникновению в зону «российских террористов»? А нарвутся гости на патруль – ну, чем это грозит? Подумаешь, перекантуются в кутузке… Хватит об одном и том же! Уже ведь перебирал возможные неприятности. Ещё, правда, денег можно лишиться (но кто, спрашивается, выходя вечером, берёт с собой деньги?) да получить, ежели не повезёт, прикладом по ребрам… нет, иностранца наверняка постесняются. Так что Пашка, не предложив переночевать, поступил, как и следовало ожидать от него. Удивительно только, что этот трус не притворился вусмерть пьяным и вышел проводить. Или из-за Милки? А с него станется: Танька в Москве, «теперь я турок, не казак»… При чем тут турок? Ну, Толян, да ты у нас сегодня вроде Демосфена. Лишь бы не Пифии…
– …А с Железной Бабой, Генуля, целая история приключилась.
– С бабой? Х‑ха! Вечно у тебя, Толик, истории с бабами!
– Да не, та железная, ну, монумент Родины-матери, и обязательно с мечом… Коммунисты к тому сраному тысячелетию поставили…
– Фи, Толик!
– Прости, Милочка-Людмилочка… А Бабу наши, «дэржавные» то бишь, завалили прямым попаданием в первые же дни боев. Эх, картинка получилась! – по телевизору много раз показывали, и с замедлением, пока не надоело. Я, как в первый раз увидел, сказал себе: вот, брат, и сбылась твоя мечта шизофреника!
Резкий холод двора, а за углом – уже скорее приятная ночная свежесть. Сураева шатнуло. Черт! Немедленно мобилизоваться! Кому ж ещё? Кто здесь всех трезвее? Генка, пожалуй, но он теперь чужой, гость… Взять Толяна под руку? Обойдётся… До метро всего два квартала и не меньше получаса до закрытия. И что бы мы все тут делали, в Киеве, если бы войска ООН сразу же не захватили бы линии метро и телефонные станции?
– …на железную её задницу столько лет любовался. Ведь у меня окно – это в той квартире, что до развода, – прямо на неё выходило. Днём ещё так сяк, а вот ночью – везде тёмнота, а гомерический зад сверкает под прожекторами.
– Х‑ха! Героический зад! Тебе что – и секс уже не…
Когда впоследствии Сураев пытался возвратиться к этому мгновению, казалось ему, будто искорку, красно замерцавшую на противоположной стороне тёмного ущелья Прорезной, он разглядел сквозь веки, а смотрел на кренделя, что выписывали рядом на мостовой огромные штиблеты Толяна. Потом услышал свой собственный истошный вопль «Ложись!» и осознал, что летит в ноги Милке, следующим движением намереваясь оттолкнуть её за фонарный столб. Защелкало, заскрежетало, басисто завыли рикошеты. «Ротный пулемет», – отметил Сураев, вдавливая нос в жесткую ткань рукава, и тут же отпрянул. Локоть ожгло, а страшные звуки ушли за спину и смолкли. Остался тонкий визг.
«Возвращается
