у фонтана, там же, где – и часа не прошло, – Эртхиа здоровался с женами. И тремя дорогами сразу побежали мысли Эртхиа, когда он увидел сестру.
Во-первых, была она с его старшей женой Джанакиярой – одно лицо, одна стать. Ведь Джанакияра им приходилась родственницей и по отцу, и по матери. Только раньше Атхафанама, вдосталь накочевавшаяся по степи, была смуглее двоюродной сестры, стройнее, вольнее в движениях и речах. А теперь казалась почерневшей и иссохшей, и Эртхиа, никогда особенно не заботившийся о сестре (самовольно ведь пошла за Ханиса, без спросу и благословения!), испугался, как он раньше не замечал, что какая-то злая хворь изводит сестру. Ведь одни они были здесь родные друг другу, и вместе пережили бегство из Хайра и войну в степи. Джанакияра – не то. Общность судьбы сильнее общности крови и ложа.
Во-вторых, сидел у ног Атхафанамы маленький Ханис, уставившись в коленки, а тетка, глядя жалобно ему в макушку, гладила воспламененные солнцем рыжие кудри, такие же, как у ее мужа. Сама-то она не могла ему родить. И Эртхиа, еще корчась внутри от старой, старой обиды, понял, какая мука источила сестру. Но, нахмурясь, одернул ее:
– Избалуешь мне мальчишку!
Атхафанама вздрогнула, сорвала руки с головы Ханиса, смяла пальцы, виновато улыбаясь брату, встала навстречу.
– Он еще маленький, не избалую.
Ханис тоже вскочил, на лице его было и облегчение, и радость увидеть отца в неурочное время; и мысли Эртхиа, побежавшие по третьей дороге, наконец добежали, и он прикусил губу, и прокусил, спасаясь от стыда. Это Ханис-то маленький – ублюдок? Да я горло любому… Эртхиа протянул руку. Ханис подбежал к нему. Трепанув его по волосам, подняв и подбросив, но так и не заставив себя посмотреть сыну в глаза, Эртхиа ничего лучше не нашел, как отправить его к Рутэ. Матери все равно сейчас не до него. Посмотрел, как мальчик пробежал в арку, за которой стояла нарядная юрта: дети летом вились там, как пчелы вокруг улья, не давая покоя Рутэ. А Рутэ и не жаловалась: много детей – счастье в доме. Уж она-то, старшая из восьми у своих родителей, умела с малышней управляться. Даже Джанакияра, устав от воплей младшего царевича, частенько отправляла его к степнячке в гости.
Эртхиа вздохнул.
– Что ты такая, сестра? – обернулся к Атхафанаме.
Атхафанама и глаз не подняла.
– Разве сам не знаешь, брат?
Сговорились они, что ли?
– Знаю. Иди к Ханнар, плачь вместе с ней. Но ты ведь ей завидуешь.
Атхафанама покачала головой.
– Чему завидовать? Разве он ей ребенок? Он ей – выполненный долг, и победа, и стыд, и вина, и долг невыполненный, потому что…
– Замолчи, прошу, я знаю, только не говори этого еще и ты, сестра, не говори. Мне что – убить ее? За что? По своим законам она во всем права, только эти законы не по людям кроены, вот мы с тобой и пропали, сестра.
Атхафанама согласно выслушала всю его
