и даже успевали поцеловаться между репортажами, пока обозреватель смотрел на них негодующим взглядом. Правда, его негодование было адресовано расистам ЮАР, но супруги несколько смущались его прямого взгляда и отворачивались или закрывали глаза.
– Ах! – восклицала Дунечка, – какая прелесть, это настоящий африканский батик, ты посмотри какие павлины, как я обожаю африканский фольклор! Какие краски, никакой химии, учти, феноменально! Ой, ну куда же его потащили-то бедного, прямо в машину!
Репортаж из ЮАР на этом оборвался, обозреватель стал что-то говорить о магнитных бурях, а супруги вновь поцеловались. Вот только этот, нонешний червячочек зашевелился в сердце у Затюкина. «Не добрый вечер этта… – прогнусавил голос Варвары Никандровны. – Бури-то какие?! Маг-нит-ны-я!»
– А сейчас необычный репортаж, – с улыбкой проговорил обозреватель.
На экране появилась какая-то пушистая очаровательная зверятина, а директор то ли английского, то ли американского национального зоопарка с восторгом говорил о невиданном в истории случае появления потомства этой зверятины в неволе. А что же остаётся, не вымирать же! Под неумолчный клёкот кинокамер он взял в руки очаровательный мягкий комочек и стал взахлёб рассказывать о трудностях ухода за этим прелестным малышом.
Дунечкины глаза погасли. Печальку изобразило её лицо. Затюкин знал причину её печали. Но неужели она, всё-таки, не понимает его. Молчание было зыбким. Затюкин не выдержал.
– У меня сегодня аванс был. Вот, возьми, – деланно безразличным тоном произнёс он, протягивая деньги.
Дунечка встала, аккуратно пересчитала деньги и, вздохнув, положила в секретер. Гораздо было бы лучше, если бы она принялась причитать, кричать, ругать мужа за неспособность заработать деньги. Однако же она знала, что разрешение на совместительство у него на работе никому не выдавали, и Затюкин не был исключением, что муж её был до щепетильности честен и поэтому закон для него был свят. Дунечка уже почти смирилась с финансовой реальностью, лишь только при получении очередного аванса или зарплаты не могла пока ещё сдержать вздоха. Более того, эти вздохи становились какими-то уж очень тяжёлыми и безысходными. Невыносимою болью терзали они нежную душу Затюкина.
В этот раз Дунечка что-то слишком долго задержалась у секретера. Затюкин обернулся и увидел, что по её лицу бегут слёзы. Она хотела было отвернуться от него, но было уже поздно. Дунечка почувствовала это и вдруг с вызовом посмотрела на Затюкина.
– У Татьяны уже сыну год, и «варёные» ей муж купил, – проговорила она с несвойственной ей какой-то чужой интонацией.
«Вот они, обнаружились-таки плоды посещения тёщеньки», – обиженно и даже со злостью подумал Затюкин. Он знал, что происки этой ужасной женщины всегда направлены на самое больное. Нежный, добрый, ласковый, ни разу не прошедший по растущей на газоне траве, Затюкин готов был убить это чудовище. Неожиданно возникшая на его лбу жёсткая
