я не виновата! Юлирель-семпай все просила и просила обучить новым омамори, приличные быстро закончились.
Плача Хонока выбежала из комнаты. Юля сказала:
– Стас – дурак.
Я вывернул ладонь и дотянулся до узла шнурка. Потянул за пластиковый пистончик.
– Не узнаю комнату. Мы в инкубатории?
Путы ослабли, эта защита от ёкаев. Теперь мою душу не спасти.
Я снял веревки. И бросил пошлый омамори в хозяйку. Липовая баллистическая ракета скользнула с высокой груди на пол.
Юля сказала:
– Больно.
– Не верю. Еще раз – с чувством!
– Не больно.
– Нечего тогда говорить.
Юля подняла «золотой» омамори.
– Стас передумал насчет Юлирель?
– Целых десять раз. К сожалению, число четное. Поэтому ничего не изменилось.
– Я не понимаю Стаса. Все шесть лет Стас мечтал сбежать из Адастры. Теперь Стас делает все, чтобы его оставили здесь навсегда.
Ну здравствуйте, ваше морозное высочество Юлирель и ее леденящие кровь угрозы.
– Экспресс на Землю давно ушел, – сказал я. – У меня должно быть хоть что-то, хоть какое-то оправдание, когда я вернусь. «Где ты пропадал? – спросит Лена. – Почему не появлялся так долго?» Что я отвечу? «Понимаешь, все семь лет я был очень, очень занят. Я чесал волосы одной инопланетной девочке»?
Юля погладила вышивку «золотого гриба». Низ моего живота обдало жаром. Какое-то колдовство вуду.
– Я тоже твоя сестра, – резко на первый план выступила более человечная половина моей хозяйки. – Ты и я – гешвистер.
Юля посмотрела на меня так, словно мы обручены.
– Я не выбирал тебя сестрой.
– Лену ты тоже не выбирал.
Я согласился, что разницы почти никакой. Нас с Леной связало родство, наша мама, а нас с Юлей – ее отец. Никакой разницы.
Юля пошла из комнаты. На пороге она остановилась и посмотрела на меня так, словно мы супруги в разводе.
– Рыбка останется со мной.
И захлопнула дверь. Звякнула защелка замка.
Юля и вправду заперла меня! Я дергал дверную ручку, пока не отломал ее. От злости из глаз посыпались черные искры. Все-таки посадила на цепь! Ручку в стену – бам-м-м! – а я к окну. Рывком распахнул ставни, чуть не снеся раму.
Днем и ночью Свет сияет одинаково. Раннее утро выдавал только золотой блеск бусинок росы на траве и цветках тягуры. Где-то за завесой облаков только вставало скромное солнце.
Из окна инкубатория я смотрел пустыми глазами на пустые тропинки. Ни одного красного панциря. Гарнизон больше никого не охранял. Я опоздал. Динь-Динь, где ты теперь?
Искал ли я вообще именно Динь-Динь?
Я вернулся вглубь палаты и осмотрел стены с полом за кроватью и единственной тумбой. Нашлась только горстка пыли. Нос заскребло изнутри, я чихнул. Снова к окну, закинул ноги одну за другой через подоконник наружу. Босые ступни едва
