тут же свежевала добычу, а потому на ужин вкушал Живоглоцкий дичь, запечённую то в яблоках, то в грушах, а то и в можжевеловых ягодах.
Само собой разумеется, что и самогон всегда был в его распоряжении.
Ах, как хорошо, вернувшись с охоты продрогшим и усталым, сразу же, переступив порог дома, выпить рюмку холодной водки и закусить её солёным груздем из бочки! А потом снять грязные сапоги, переодеться в сухие и чистые одежды (которые тоже стирала и гладила хозяйка), умыть тёплой водой лицо и руки и, вытирая их свежим полотенцем, вдруг подумать: «А хорошо бы выпить рюмку смородиновой настойки!» И тут же, не дожидаясь, пока хозяйка накроет на стол, выпить эту рюмку…
В деревне, где в таких нечеловеческих условиях прозябал Живоглоцкий, наличествовал и женский пол из вдовствующих особ, которые при необходимости без всяких колебаний удовлетворяли и иные нематериальные потребности ссыльных, не деля их по национальности или принадлежности к политическим партиям, а проявляя истинно русское женское милосердие к падшим и гонимым.
В ссылке Живоглоцкий совсем забыл про Бунд и про социал-революционеров. На сходки ссыльных он ходил только от скуки и в политических дебатах участия не принимал. Там же он научился играть на гитаре и стал недурно петь, так что даже планировал после окончания ссылки зарабатывать себе на жизнь выступлениями в ресторанах, прикинувшись цыганом.
Но когда десятилетний срок ссылки Живоглоцкого закончился, то уже шла Первая мировая война, и он тут же был мобилизован в действующую армию на должность полкового счетовода, поскольку, как следовало из документов, у него было коммерческое образование. На фронте в писарском блиндаже он часто вспоминал свою ссылку с умилением и очень хотел вернуться туда обратно, для чего строил планы какого-нибудь невинного проступка: поджечь склад с боеприпасами или вызвав на дуэль командира, тут же стрельнуть в него из ружья. Но он боялся, что из-за законов военного времени его могут не в ссылку послать, а просто расстрелять. Поэтому ему только и оставалось, что мечтать о ссылке.
На должности полкового счетовода он проявил такой же талант, как и в деле сохранения и развития капитала своего отца, в результате чего его полковник был осуждён за растрату полковых средств и застрелился, не дожидаясь суда. Но перед тем, как застрелиться, полковник с искажённым от ярости лицом и с пистолетом в руке бегал по казармам своего полка с криками:
– Где этот Бронштейн? Убью!
Убить Живоглоцкого не удалось, поскольку тот спрятался от полковника на кухне среди котлов, где варилась еда для солдат. Здесь Живоглоцкий получил сильный ожог и был после этого комиссован «по ранению». Спасибо полковому писарю: Живоглоцкий за этот ожог получил Георгиевскую медаль, поскольку по бумагам выходило, что он совершил некий подвиг в бою, от чего и получил такое ранение. Писарь этот подвиг совершил вместе с Живоглоцким и также получил медаль.
Пока
