с той стороны, с которой дует ветер, а с противоположной стороны леса – ловить выбегающих александровцев рыболовными сетями. Так и сделали.
Но поскольку ветер несколько раз менял направление, красноглуповцы подожгли лес со всех сторон и Александровцы, прятавшиеся в лесу, почти все либо задохнулись в дыму, либо заживо сгорели в лесном пожаре. Лишь очень немногие спаслись в рыболовных сетях красноглуповцев.
Прошло несколько месяцев, и в Москве была объявлена всеобщая амнистия участникам гражданской войны. Оставшиеся живыми александровцы потянулись из своих лесных и овражных землянок в сёла, где сдавались Советской власти. Все они после короткого разбирательства отпускались по домам, за исключением редких случаев. К такому редкому случаю относится и выход из леса самого Антона Александрова.
Вышел он, по случайности в то же село, где находился чрезвычайный реввоенсовет. Селяне ему указали на дом, где располагался штаб. Штаб после трудов праведных предполагал поужинать. Кулак, на постой к которому временно был размещён штаб, суетился, накрывая стол для ужина для оравы партийно-советских руководителей. Он после нескольких месяцев кормления штаба перешёл по своему экономическому состоянию из разряда кулаков в разряд бедняков, хотя прокормить штаб ему помогало всё село. Поэтому, когда он увидел Александрова, – того самого, из-за кого штаб и не разъезжался, – кулак неслыханно обрадовался и, гладя его по спине, любовно называл «кормильцем».
Александров попросил что-нибудь поесть, но ему отказали и сразу же повели на допрос. Откладывать ужин из-за допроса Александрова никто из членов штаба не собирался. Служба – службой, а поддержание посредством поедания ужина революционных сил у штаба никто не отменял! Сам процесс ужина претерпел некоторое изменение – самогон решили оставить напоследок, разделяя радость его употребления с радостью допроса главного врага Советской власти на Глуповщине.
Штаб в полном составе сытно и молча поужинал, и велел кулаку, оставив приличествующие случаю закуски и самогон, всё остальное убрать со стола. После этого вызвали Александрова на допрос и посадили на край стола писаря для ведения протокола допроса.
Несколько месяцев Антон Александров скитался по лесам, был небрит, немыт и голоден. Он оброс, а его одежда потрепалась. Ничего грозного в его виде не было, тем более что росту он был низкого и стоял перед столом с сидящими за ним членами реввоенсовета, переминаясь с ноги на ногу и теребя в руках грязную красноармейку, голодными глазами зыркая на закуски, украшавшие стол.
– Ну что скажешь, Александров? – Начала допрос Зойка Три Стакана.
– Вот. Пришёл. На амнистию пришёл.
– А признаешь себя виноватым перед Советской властью за участие в мятеже?
– Признаю! Бес попутал.
Зойка Три Стакана велела разлить самогон по стаканам членов реввоенсовета, и поздравив всех с победой произнесла:
– За
