довольная приключением. Такого давно уже не было…
К Сен-Жермену.
(6)
И, наколовшись о шитьё
С невынутой иголкой…
«Какая великолепная хирургия! Со всей России разом сорвало крышу!» – восхищался врач Живаго. На волне…
Дело действительно было в крыше. Я не говорю ни о классах по Марксу, ни о «среднем классе», ни о люмпене воинствующем.
Обычный человек, типа Павла Антипова, типа комиссара, подсевшего на морфий в процессе, типа матери Лары…
Люди всегда хотят улучшить мир и всегда верят в политические действия, а уж особенно свои. Это норма.
Какую информацию получили эти люди в 18-м году?
Каждая кухарка м о ж е т управлять государством. (Как управлять государством и с какой целью – вопрос десятый.)
Человек – хозяин всего. Господствующий, революционный… отнимает – и хозяин, что делать с отнятым дальше – разберёмся. Также: Бога нет, отменен. Я – ХОЗЯИН ВСЕЛЕННОЙ.
Говорится это людям не особо образованным. От подсознательного страха у них едет крыша.
Тогда ещё не было Одного Вождя. И вот странствовали с оружием микровожди Зыбушинских республик, арестовывали к себе на службу первую встреченную жертву, прикаянную ли, нет…
Стрельников любил свою жену Лару и жил бы с ней – если бы не решил, что в Чёрной Дыре Революции нельзя иметь жену и детей.
Живаго встретил Лару как любовницу. Не встретил бы Лару – встретил бы Мару. Не факт, что полюбил бы её.
Тем более не был бы арестован-мобилизован первым встречным буйным помешанным и уехал бы с Тоней в эмиграцию.
Кто связан был с пропавшим, естественно, без вести комиссаром-наркоманом?
А с тем, из кого нарезали ремни, – как он вообще попал в Зыбушино с другого конца России?
Ближе – по разумности жизни – и был Нью-Джерси.
(В «Котловане» Андрея Платонова – тот же самый крышесъезд.)
На огромном пространстве в пресловутую одну шестую – власть над миром, агорафобия, разгул наркотиков (не надо сбрасывать со счетов) и ощущение отсутствия Бога как пьянящей безнаказанности. Чёрный хаос.
Великолепная хирургия…
(7)
Ловлю пронзительные звуки
И мысленно благодарю.
Покойный Алексей Дидуров (вечная ему память за кабаре «Кардиограмма», ибо было оно жизнью литературы во времени, в тогдашнем времени, выражением культурного шока, пьянящего озона в воздухе, сравнимого с февральской революцией настроения, что в «Ключе» Марка Алданова), увидев пару моих прозаических проб, пропавших позже, сгинувших в вулканическом быту эмиграции, сказал (и был не первым), что из этой прозы получились бы стихи, а из стихов моих тогдашних –
