преданного [венчания], ибо она могла бы воспользоваться им чрез сочетание с равночестным; и следует сочетаваться чистому с чистым, девственному с девственным, побеждающему с побеждающим. А кто захотел сочетаться с недевственным, тот падает и чрез это бесчестит девственную хвалу, которой, может быть, он и не имел или, имея, некоторым образом унизил ее пристрастным расположением к второбрачному; поэтому не только не возвысит, но еще унизит его до епитимии, [назначенной] стороне второбрачной.
(151) Это мною по силам моим найдено и сказано, добрый сын мой. Если же тебе или кому-либо другому представится истинным иное, только бы на основании Писания и отеческого и канонического Предания, при помощи и собственного разумного соображения, то и мы готовы последовать и охотно желаем просветиться светом других, весьма нуждаясь в свете.
51. К нему же (I, 51)[408]
Три действия произвело на меня настоящее письмо твое, возлюбленный сын: я изумился, и возрадовался, и воспел; первое – о беззаконных, второе – о соблюдающих законы, третье – о Боге, укрепляющем поборников закона Его. О святом моем Афанасии и тех трижды возлюбленных, что вместе с ним, также и о мужественнейшем моем Феососте и богохранимой его общине из семнадцати человек не стану говорить здесь, так как достаточно сказано в моих к ним письмах[409], хотя они и достойны больших речей и похвал, [Col. 1097] подвизавшись и еще подвизаясь свято и мужественно.
Перехожу к главному предмету речи. Какой христианин слыхал когда-либо о таких беззаконных и безумных делах, какие совершены бесчестными прелюбодеями, которые называются епископами, а на самом деле совершенные святотатцы по суду апостольскому и отеческому, даже и помимо их ереси? Какая человеческая, не говорю – христианская, но варварская рука, [когда-нибудь] бичуя, бичевала так (двести шестьдесят шесть ударов и потом, спустя немного, четыреста ударов ремнями по спине!), как благородный архиепископ или, лучше, лжеепископ Фессалоникийский, (152) и не кого-нибудь из простых людей, но монаха, притом игумена, и весьма благочестивого, по имени Евфимий, поистине соименного благодушию (ζύυμία). Ужаснулось об этом небо, и вострепетал я[410], несчастный, и, думаю, всякий человек, имеющий естественную сострадательность и жалость, слыша об этом. Тот, кто должен представлять собою образ Христа и, получая удары, не воздавать ударами, оказался свирепее зверей, не имея в себе никакого следа христианского, а тем более – епископского.
И для чего это истязание? Для того, чтобы заставить подвижника Христова поминать его как епископа. Но – о мужество и твердость блаженного! (Ибо справедливо так сказать). И после столь многих ударов и такого пролития святой крови, что обагрились подошвы ног присутствовавших там и прах в здании церкви Божией сделался пурпуровой грязью, лежа почти уже бездыханным и безгласным, на вопрос терзавших, будет ли он поминать тирана[411], говорю я, а не архиепископа, блаженный
Письмо датируется 810–811 гг. –
См. письма 43 и 48.
Ср.: Св. Дионисий Ареопагит. Послание 8, 4. –
Греческое τύραννος, употребленное здесь преп. Феодором, в классической литературе обозначало единоличного властителя, незаконно, насильственным образом пришедшего к власти. Таким образом, преп. Феодор отказывается признавать законность епископской власти нового архиепископа Фессалоники. –
