я психологиями вашими, я не в курсе, кто кому и за что должен.
Даже не чувствую её пальцев: мне кажется, я ощерилась, как ёж, иголки растопырила и ничего не чувствую. Словно и шанса не давала, что могу быть услышанной и не-одинокой.
Временами мне казалось, что я не имею права быть такой как есть и жить так, как чувствуется.
Не имею права кричать – потому что после нашей ссоры разбился Кирилл.
Не имею права принимать сочувствие и помощь – потому что после… Катрине спешно пришлось уехать.
Не имею права отвечать на заигрывания Катюши – потому что рано или поздно это повредит её карьере. Я вообще не имею права в неё влюбляться – просто потому что это ненормально, не положено..!
Странное ощущение невидимки… когда вроде и есть – а вроде и нет.
Когда запрещаешь себе чувствовать то, что чувствуется и бьётся на донышке души.
Словно сам себя разделяешь на два лагеря: такой, какой есть на самом деле и каким считаешь, что должен быть.
Эта внутренняя трещина всё растёт, растёт… проглатывает в себя многое.
Состояние войны себя с собой.
Попав сама в такое ощущение, я стала видеть, как много вокруг людей, которых нет.
Вот идёт человек по улице – как-то двигается, во что-то одет, а присмотреться – и нет человека.
Нет у него ощущения от себя – нет своего места в жизни, нет "своего" дома, "своего" дела, "своего" человека.
А если нет своего… то, может, поэтому в мире так много любовников и любовниц? Украденного чужого счастья? Съемного жилья, подсиживания коллег на работе…?
… может, всё это лишь лихорадочные попытки сменить своё место в жизни?
Но даже если сменить место – на новое место мы всё равно берём с собой себя.
*****
Помню робкое "… я хочу"
Она хотела побить посуду.
… мы крадёмся осторожно меж домов, я прижимаю к себе пакет с тарелками: чтоб не гремели и не побились раньше срока. Прячемся за какие-то гаражи.
– Ну что, давай? – шепчу.
Осознание будущего хулиганства пьянит и будоражит. Громко говорить – страшно. Мурашки по рукам.
– Давай!
Протягиваю первое блюдце – осторожно берёт, сжимая пальцами, хмурится… чуть размахивается – раз, другой – и прижимает к себе.
– Ты чего?
– Боюсь.
Вжимает голову в плечи и с размаха вдруг швыряет за спину.
Тонкий фарфор звенит о серый угол дома и сыплется осколками на асфальт.
– Ещё! Давай!
… руки дрожат, скользят по моим предплечьям, кутаются в меня. Зрачки расширены. Щёки – алые, губы пересохли.
И всю её мелко колотит.
– Ты как?
Не отвечает: мотает головой, увлекает к подъезду.
Так же молча втягивает меня в квартиру, захлопывает дверь, с силой впечатывается в меня:
– Лера… солнышко… спасибо. Ты – самое ценное, самое главное,
