часть нагрузки с петель, что могут служить веками без перекосов. Используют люди его топорно, коряво. Канавки заросли травой, ржавчина на втулке!
Возле входа жаровни полные углей, караульные жарят над ними хлеб наткнув на мечи. Тупицы, нельзя же стальной меч совать в огонь… отпускает крепость! Пахнуло вкусно, сразу вспомнилось, что со вчерашнего дня крошки во рту не было.
Хлеб мигом исчез, а мечи взмыли в салюте. Стражи рявкнули:
– Здра-жла-ваш-бродь!
– Во-ольна, – привычно протянул сержант. – Ну все, ездовой. Топай отсюда. Видишь, я тебе даже честь оказал – до ворот проводил. Ха-ха-ха.
– Проводил. А теперь заплати.
– Конечно. Уговор дороже денег… Да, а ведь не было уговора, так ведь! Ты вызвался исполнить гражданский долг и перетащить преступников. Спасибо. Родина тебя не забудет.
В животе забурчало, сердце погнало кровь судорожными толчками. Но да, не было уговора, но разве этот железный болван не знает цену? Она не писаная, но твёрдая по всей Лозадель. А эта человеческая тварь продолжает вещать:
– Я тебя о чём-то просил? Нет. Я тебе что-то обещал? Нет. Тупой вы народец и никчёмный, пшёл отсюда! Стражники захохотали, вторя своему сержанту.
– Даже чёртово седло своё продать не может.
Кровь с каждым ударом сердца стучала в затылок. Но не та кровь, что ярит мышцы к схватке, а та, что словно деревянной ложкой: громко и стыдно. От неё только краска разливается, я чувствую её жар даже на шее. Что я хотел? Это же подлые люди! Раса, выжимающая из своих коротких жизней всё сполна. Как эта раса любит говорить: «после нас хоть потоп». Им ничего не стоит сподличать, никто не будет поминать их проступки сотни лет. А если вдруг будет что-то мешать спать спокойно – сходят к своему милостивому богу и он легко снимает смутные томления…
Глава 5
Обстановка вырубленной в скале кельи вполне соответствовала моим мрачным мыслям с которыми я вошел в игру. Она уже не казалась антуражной комнаткой для первого уровня гнома, а единственной и окончательной дырой, где я должен сгнить…
– Ах черт!
– Одевайся. Разлежался тут!
Мышцы пресса быстро сократились, я поджал ноги и судорожно натянул одеяло повыше.
Передо мной растопырила руки крепкая гномиха. Волосы свернуты в комок, из которого торчат клочья прядей. Длинное серое платье, мешковатый черный свитер. Курносый нос, в целом миловидное лицо, впрочем с выражением неприязни и досады как у старой уборщицы туалета, норовящей заехать шваброй по ногам каждому сидящему на унитазе.
– Эй, дамочка! Это личная комната! Вы как сюда вообще вошли?
«Дамочка», уперла руки в бока, вызывающе выдвинув мощную грудь:
– Личное ты в штанах носишь! Больше у тебя ничего личного нет. Все общественное!
Увидев мое недоумение на лице, сказала на полтона ниже:
– Не
