сразу над несколькими материалами, которые приобретали свой законченный вариант в виде горячих рубрик на страницах печатных изданий. Если не знать их автора, можно было даже подумать, что над ними корпели, и не один день, специалисты совершенно разных профилей, что кропотливо выискивали нужные слова и четкую фактуру для определенного материала. Но всё это не касалось самой Виктории, чье имя всегда красовалось в ее авторской колонке, и, соответственно, во всех выходивших в них статьях, поскольку весь творческий процесс, несмотря на жесткие сроки, происходил спонтанно, и, когда накапливалась критическая масса необходимого материала, как правило вовремя, она выплескивалась на страницы, где каждое слово влекло за собой десятки, сотни других, что шли следом, и параллельно с этим уже создавали дополнительные смыслы, что неизбежно «созревали» в последующих публикациях.
Только сейчас Виктория использовала свой удивительный и такой необходимый дар не для того, чтобы разделять потоки информации, чтобы они по отдельности в дальнейшем формировали свой собственный уникальный материал, нет, она создавала непробиваемую стену между ее собеседницей и собой, как бы это не было неэтично, и с показным энтузиазмом с головой погрузившись в околополитические темы, вновь занырнула в свои воспоминания. Врата ее памяти оказались распахнуты настолько, что ее ментальная оболочка пролетела назад, сквозь аэропорт, как сквозь призрак. Набирая всё большую и большую скорость, ум Виктории отматывал ленту своей жизни уже ни на минуты, но часы, на месяцы и целые годы до тех пор, пока она не добралась до того стоп-кадра своей памяти, когда ее сердце, сжавшись, сдалось и заставило организм расслабиться, ощутив сладковатый привкус во рту.
41. Грегори замер, ощутив, как всё его тело приятно содрогнулось от мягкого вкуса, что разлился во рту, подобно небесной амброзии. То был вкус воспоминаний, казалось бы, забытых навсегда, но внезапно вспыхнувших прямо перед его внутренним взором так живо, как будто бы между текущим моментом и теми событиями не было никакой дистанции. Казалось, что стоило лишь протянуть руку – и можно сразу было ощутить теплоту того самого заветного летнего дня, и ощутить ртом тот самый сладкий фруктовый вкус, что обволакивал горло и, опускаясь ниже, заставлял сердце танцевать от восторга.
– И что же это за вкус, дорогой? – мягко спросил ласковый женский голос, что окончательно растопил сердечную мышцу писателя, который ощутил, как на его глазах выступили слезы радости и благодарности миру, которые он, не боясь, мог открыто показать Богине.
Это был тот самый день, тот самый момент, когда, ощутив, как внезапно его тело наэлектризовалось, путешественник мгновенно приподнял голову с колен своей возлюбленной. Та же с хитрой, но бесстрастной и совершенно беззлобной улыбкой глядела в глаза своего возлюбленного, зная все его мысли, видя, как на ладони, его прошлое, будущее и настоящее, более того – не только его так называемые
