часть его науки животворна.
Находим, изучая Книгу, мы
В ней с ядами лекарства дорогие.
В укор ей жесточайше гибли тьмы,
Спасались ей во славу тьмы другие.
Писали Книгу нищие, скорей,
Стремление к величию лелея
С огромными запросами царей.
Мёд истины, по ней, для дуралея,
Но также нужной быть она могла
Для Князя жизни и для князя зла!
Всегда сродни святому существу
Не мог Он обнаруживаться тоже.
Претило низовому большинству
Дознаться в Нём особенного всё же.
Святой, по представлению людей,
Предъявит абсолютно всё прекрасно.
Верёвками разя, что связкой змей,
Благословенный действовал ужасно.
Бесславил Он обычай старины —
Темнели изгоняемые лица,
Бичей не понимая без вины.
Менялы не могли тогда не злиться:
Столы поверг Устроивший скандал,
А деньги все рассыпал и смешал!
Ужасному бесчинству рук Его
Последует едва ли кто спокойно,
Прямое же, наверно, Божество
Повсюду подражания достойно.
Однако применения бичей
Гнушался тонко чувствующий брата,
Где можно было малостью речей
Потребного добиться результата.
Держали там и птицу взаперти.
К её торговцам устно обратился
Велевший клетки мигом унести.
Но с совестью кто только ни простился —
Не зря на нашей трудной стороне
Хранится сила грубая в цене!
Где жажда невозможного остра,
Сознание недоли донимало;
Желая же реального добра,
Дано приобретать его немало.
Любви существовать игрой позволь:
Отсутствовать ей можно меж иными,
Но всякий лицедей, приемля роль,
Эмоциями полнился хмельными.
Не сетуй, удовольствие лови
В игре, напоминающей прекрасно
Волнение действительной любви.
Где радостей больших искать опасно,
Скупыми насыщаешься вполне,
Пускай на самой скромной стороне.
Меж извергами, сеющими ложь,
И сеющими благо простаками
Великую борьбу всегда найдёшь,
А кто меж основными игроками?
Все те, кому чуждаться по судьбе
Враждующих издревле непреложно,
Кому в идейно-бешеной борьбе
Толково находиться вряд ли можно.
