подмоги —И вечный рай представится тебе.
Но что такое крестные тревоги?
Как я самостоятельно пойму,
Так и посмею строки ведать эти,
Не внемля мало-мальски никому.
Крест – это, мне сдаётся, наши дети,
Родители, супруги и страна.
Бросать их – однозначная вина.
Неистово открещивался чтец
От этой Книги ложно-безобразной.
Отец их и Спасителев Отец
Отчётливо владели сутью разной.
Один искал у смертного любви,
Другой – боязни самой беспредельной;
Зиждителем – единого зови,
Другого – князем яви подземельной.
Всех отчески любило Божество.
Лукавому любимцы подпевали,
Бытуя в истребителях его.
Соседи с ними плохо вековали.
Но звали чтоб объятия лгуна,
Назвался Богом ярый сатана.
То счастье, что не знать ему тюрьмы
Глухое лишь укрытие судило,
К нему расположило князя тьмы,
Главой народа сделать убедило.
Оправдывать убийцу ни к чему,
Но можно без морального банкротства:
Хвала за преступление ему,
Что радует окраской благородства.
Для родственного он эгидой стал,
Однако безупречности лишился,
Вперёд о высшей доле не мечтал.
И княжий выбор ясно совершился,
Злодея дал Израилю злодей,
Святого же – Святейший, но поздней.
Кругом они роптали на вождя,
А дьявола не жаловали дюже,
Мистическое рабство находя
Во много раз египетского хуже.
Но чтили книги дьявольские те,
В согласии с которыми другие
Спасителя распяли на кресте,
Сожгли живыми сонмища людские.
Доказывая лютость их Отца,
Занятие досрочно бросишь это,
Поскольку не видать ему конца.
Минуя сатану, могли ли где-то
Наследники Иакова в пути
Себе благословение найти?
Лукавое вдохнуло существо
Своё в Десятисловие витии,
Подкладка чтоб имелась у него
Для пагубы грядущего Мессии.
Когда б они блюли галиматью,
Припало б им убить и Приснодеву,
Что ровную забыла колею,
Что вряд ли смела радоваться чреву.
Лелея зоркость ока своего,
Готовил искуситель это горе,
Но сбился, слава Богу, план его.
Писание же слёз исторгло море,
В нём острая сквозила маета
Для мира, для Марии, для Христа.
Хозяином имея Божество,
Вполне принадлежа к Его народу,
Посланника восславили б Его —
Распяли же лукавому в угоду.
Глаза превратней стали неспроста,
Бесчувствие сердца завоевало —
По
