с пластиковым ширпотребом симулировали предпринимательство.
Архипелаг дрожал и вибрировал в состоянии бесконечной чехарды: один бизнес-островок разорялся, продавец из него перепрыгивал в соседний островок. Быстро, по параболе, как вошь. Та клетущка вчера тоже лежала в руинах, а сегодня уже переливается какими-то разноцветными резиночками и блестками-глиттерами. Название “Глиттеры” на ценнике специально писали крупным, жирным шрифтом, но люди все равно прочитывали слово как “Гитлер” и с любопытством щурились.
В этом подвижном, клокочущем мире прятался единственный островок спокойствия. Голубой Эльдорадо. Он замыкал архипелаг и укрывался в проеме под лестницей, ведущей на второй этаж торгового центра. Речь идет о будке, размером чуть больше двухкамерного холодильника, где принимали коммунальные платежи по системе “Город”. Там можно было заплатить за вывоз мусора, горячую воду, свет и “капремонт”. Несмотря на то, что рядом с будкой всегда переминалась с ноги на ногу и кряхтела чуть нервная, седая очередь, пространство вокруг нее не казалось суетливым. Наоборот – будка притягивала людей, как маяк у тихой гавани, она светилась теплым светом и почему-то пахла яблочным компотом.
Внутри работала девушка Наташа, лет 30-33. Сонная, мечтательная, с мышиным хвостиком редких белых волос, носившая старомодные люрексные кофты. Наташу сложно было назвать красивой женщиной, но что-то неуловимое в ней удивляло и завораживало. Она не сливалась с кривой будкой, оклеенной рекламой “Столото”, а сидела в ней будто маленькая перламутровая жемчужина в черной раковине. Ведь, с одной стороны жемчужина – часть моллюска, а с другой стороны – нечто самобытное, дорогое. Так и Наташа. Когда она говорила бархатным, сонным голосом: “Мужчина, за домофон платить будете, считаем за домофон?”, – поначалу казалось, будто с человеком разговаривает сама будка. Но стоило ей продолжить: “Мы безнал не принимаем, сходите наверх, там банкомат на втором этаже”, – как чары рассеивались, и становилось понятно, что под грубым панцирем теплится чья-то немного рассеянная, но драгоценная жизнь.
Наташу все любили. Местные пенсионеры, приходившие с ворохом квитанций, исписанных цифрами, называли ее внучка, а соседи по архипелагу – “солнце” или Натали. Ее каморка была единственным островком постоянства и поэтому к ней тянулись.
Каким-то чудом девушке удалось создать практически материнский, утробный уют в крохотном пространстве каморки. Вселенная Натали со своими галактиками, квазарами и белыми карликами умещалась на полутора квадратных метрах пространства. На задней стенке висел календарь с позапрошлым губернатором, поздравляющим дорогих земляков с “Днем народного единства”. К тому времени этот человек уже давным-давно находился в розыске, его имя вспоминали как мифологему, а в Наташиной будке он походил на праздничный каравай. Просто она так хотела, может быть, ей нравился этот чернявый мужчина с маслянистыми глазами. Над ним, от края до края худой стенки,
