за билетом на автовокзал.
Алла приехала в Рощино в первых числах июня. Она не баловала родителей визитами: с тех пор, как обосновалась во Владивостоке, появлялась дома не чаще, чем раз в пару месяцев, – и те несказанно обрадовались столь неожиданному приезду дочери.
Но застыли на месте при виде впалых, темных кругов под глазами, контрастировавших с мертвецки бледным лицом, как говорится, без кровинки; в стеклянных глазах даже встреча с родными не смогла пробудить живой блеск. Что с ней стало?
– Дочка, ты больна? – выронила из рук полотенце мать.
Дочь молча разулась и переступила порог.
– Что случилось? Кто тебя обидел? – спросил взволнованный отец, как в детстве, когда та прибегала со двора в слезах. Но вместо ответа девушка бросилась в его объятия и разрыдалась.
– Дочка, что с тобой? Все хорошо, мы рядом. Солнышко ты наше… Проплачься, станет легче.
– Что же мы стоим у порога? Пойдемте в зал, пойдем же, – обступили ее чуткие родители.
Все трое стояли в прихожей, отец сжимал в объятиях дочь, мать гладила ее плечи, спину. Велика сила семейных уз и родительской любви: простые, небогатые люди, а если потребуется, за своего ребенка костьми готовы лечь.
Алла прошлась в зал, где все было таким родным и сердцу дорогим. Старая мебель и дом, хранивший воспоминания счастливых детских лет. Навстречу ей, мяукая, вышагивал Степан, пушистый сибиряк – она игралась с ним еще котенком. Наклонившись к давнему другу, с грустью заметила, как поседела его шерстка: кошачий век недолог, и возраст брал свое. Она вздохнула.
– Степашка, старичок…
Мать стала накрывать на стол; отец, видя, в каком состоянии дочь, побежал в магазин за бутылкой водки. Думал, пригубит маленько да успокоится, родным в своих бедах откроется.
Ужин проходил мрачно, напряженно, со стороны казалось, будто они не дочь встречают, а покойника провожают. Каждый уткнулся в тарелку и молча ковырялся вилкой. Отец как глава семейства взял инициативу в свои руки и разлил по стопочке. Алла чувствовала, за этим последует расспрос, и терялась, как ей отреагировать, уйти от темы, соврать или сказать как есть.
«Мам, пап, меня обвинили в проституции и осрамили на весь город. Узнав это, Пашка выгнал из дома, а директор уволил с работы» – так?
– Дочь, как там Владивосток – стои́т? – начал издалека отец.
Алла вздрогнула от неожиданного обращения к ней: нервы стали ни к черту.
– Как поживает Павлик? Что на работе? – как можно осторожнее спросила мать. Женская интуиция подсказывала, что причина кроется в одном из двух.
Алла осушила стопку и потянулась за бутылкой, чтобы налить еще, но отец остановил ее.
– Не нужно, я налью, – сказал он и наполнил дочернюю стопку сам. На что она влила в себя вторую и, морщась, отправила в рот ложку с квашеной капустой. За второй последовали
