большое спасибо. Только Орлова она нам все равно не вернет. Оставь ее себе, в разведке она вам больше пригодится. А Овечкину буду просить у командира полка Георгия. И пусть ко мне зайдет вечером, как выспится. Если, конечно, меня сегодня не убьют.
Владимир произнес это таким будничным голосом, что Александра передернуло. Как так можно говорить, ведь это же не игрушка, которую можно зашвырнуть в угол, если она надоела, и вытащить, когда вновь захочется поиграть? Это же человеческая жизнь, которой нет цены, которая всего один раз дается нам Богом. И если она обрывается, то ее уже не вернешь, ее нельзя положить на полку и снять с нее. Человек просто пропадает, исчезает во Вселенной, навсегда становится прахом, и хорошо, если после него остались дети или хотя бы фотокарточка, либо человек оставил пусть небольшой, но все-таки след на припорошенной прахом земле. Может быть, кто-то еще и вспомнит пропавшую душу. А если ничего, то и нет памяти человеческой. Так и пропадет еще одна живая душа, словно легким ветерком пробежала по покрытому людьми полю жизни, и нет ее.
– Дурак, дай по твоей деревянной башке постучу, – с гневом сказал Александр, стараясь отогнать от себя мысли о предстоящей смерти, которая и так сытно наелась за эти мартовские дни.
– Да право вы, ваше благородие, такую ерунду говорите, креста на вас нет, – обратился Макарыч к Владимиру, широко перекрестился при этом и сплюнул через левое плечо, – да разве можно мысли в себе такие таить? Нельзя такое даже думать. Смерть-то она только и ищет того, кто ее зовет. Вы только ее позвали, а она тут как тут. И сидит рядом с вами, думает, как поскорее вам подсобить, оказать помощь вашим мыслям. Эх, ваше благородие, нельзя такое в голове держать, – покачал головой Макарыч.
– Да шучу я, шучу, шутки у меня такие. Ты уж, Макарыч, не обижайся, я еще в Германии на Одере хочу искупаться да рыбку с тобой вместе половить. – Владимир знал, на что брать подпоручика, большого любителя порыбачить. И когда они еще квартировались в Иркутске, как только выдавалась свободная минутка, Макарыч тут же бежал на Ангару или более спокойный Иркут, чтобы предаться своему любимому увлечению.
– Да какая у них там в неметчине рыбалка? – Макарыч словно уже забыл про злую шутку Владимира. – Вот у нас – другое дело. Таймень, бывало, такой возьмет, что и впятером вытащить не можем, все нервы измотает, пока подлюку к берегу подведешь. Вот это рыбища – настоящий богатырь. А хариус? Ну вот откуда у них там хариус? – Макарыча задели за любимую струну, и его уже было не остановить. Про рыбалку он мог рассказывать часами, показывать руками, какую рыбу он ловил и как ругала его за это жена, Марфа Игнатьевна, что, мол, совсем рыбой нас завалил, соли на тебя, паразит, не напасешься.
– Макарыч, я пойду, в следующий раз расскажешь мне, как хариуса ловить, хорошо? – остановил Владимир начавшего бесконечный монолог Макарыча. – А то мне еще к артиллеристам нужно успеть, пока совсем не рассвело. Кстати, я тебе
