стол.
– Ты чё так рано встал-то? Делать тебе что ли нечего?
Я ее чуть не убил после этих слов. Но промолчал, отхлебнув крепкого чаю. «Когда она успела смыть косметику?» – проползло в моей голове.
Говорят, что глаза – это зеркало души, если так, то я никогда не мог понять, что же в этом зеркале. Я думал, почему она смотрит в мои глаза и не видит, как я ее сейчас ненавижу.
– Сидишь тут в одних трусах, с какой-то книжкой, в восемь утра, – продолжала носатая, дымя сигаретой.
… Снова появилось сладковатое ощущение от живота к груди, от груди к глотке. «Нет, нет… Только не сейчас!» – птицей билось в моей голове без затылка. Отпустило. Но на этот раз продолжалось значительно дольше.
– Че молчишь-то? – не отставала она. – Хреново как-то выглядишь. Плоооохо тебе?!
Последний вопрос она задала нарочито издевательским тоном, так говорят взрослые симулирующему болезнь малышу. При этом улыбалась ехидной.
– Пошла вон, мразь! – сказал я тихо, с расстановкой.
– Чё?! – сделав брови домиком, возмутилась носатая.
– Я сказал, собирай свои шмотки и пошла отсюда вон! – повторил я громче. Мне вдруг стало так противно, я был готов разбить трехлитровую банку с двумя кривыми огурцами об ее волосатую голову. Но все обошлось: носатая ушла, забрав с собой ничего не понимающую курносую.
Тошнота все чаще напоминала о своем присутствии – дышала моей грудью. Стало ясно – от нее не уйти. И все-таки я умылся холодной водой, надеясь, что это поможет, ведь надежда часто умирает после человека.
НЕИЗБЕЖНОСТЬ. Я знаю, что от рвоты не спрятаться, но все равно прячусь.
Молодость
Молодость моя! Моя чужая
Молодость! Мой сапожок непарный!
Воспаленные глаза сужая,
Так листок срывают календарный.
Ничего из всей твоей добычи
Не взяла задумчивая Муза.
Молодость моя! Назад не кличу.
Ты была мне ношей и обузой.
Ты в ночи начесывала гребнем,
Ты в ночи оттачивала стрелы.
Щедростью твоей давясь, как щебнем…
Всё! Бегу. Упершись в холодный кафель, я склонился над бледно-розовым унитазом. Нет, нет! Это не сартровская тошнота, не философская. Эта настоящая. Сознание опустошается. Нет ничего, лишь прозрачная вода унитаза. Напряжение. Спазмы. Язык живой красной тварью бьется конвульсиями, вываливаясь изо рта, глаза – яблоками из орбит. Наконец! Всё, всё, всё! Больше не надо! Дыхание тяжелое, хриплое. Откуда-то вырываются стоны. Горло ободрано желчью. Нет, нет. Еще! Экзистенция. Катарсис. Голова заполнена ватой. Душа спряталась за стеклом моих глаз. Тело лихорадит. Я существую!
Вс`! Больше не пью. Это было не раз. Я посвятил ей главу.
Стекло
Окно – весеннее, с солнечными бликами на каплях теплых дождей, с рыхлыми облаками,
