style="font-size:15px;"> Следователь. Чем была вызвана эта просьба?
Подозреваемая. Я тогда клиента при бабках подцепила, привела к себе. Он мужик щедрый, в кабак сводил, обещал хорошо заплатить поверх тех башлей, что я сутенеру отстегиваю. Сам от жены гуляет. Дед как раз в ночную ушел. А соседи нас видели, деду позвонили, что я опять… Дед взял – и в ноль-два, дал наш адрес, будто вооруженный налет. Группа захвата, дверь с петель, нас на пол. Клиент вне себя, что, если жена узнает? Разумеется, не заплатил.
Следователь. Это именно тогда вы угрожали деду?
Подозреваемая. Вроде как.
Следователь. Вспомните, что вы говорили.
Подозреваемая. Ну… я тогда не в себе была… Что ненавижу… Что хочу, чтобы… Да и чего вы привязались?! Вам уже без меня доложили…
Следователь. А потом подговорили сутенера.
Подозреваемая. Не помню. Может, и подговорила… Но лишь для того, чтобы припугнуть, ударить там пару раз…
Я сплюнул на пол от нахлынувшей злости. Моя клиентка была либо полной дурой, либо настолько подавлена всем происходящим, что ее больше не интересовало будущее и она сознательно затягивала петлю на своей шее. Я сложил листы и передал их Иванову.
– Ты ее серьезно собираешься закрыть? – спросил я.
– А что валандаться? – вполне искренне удивился следователь. – Начальство давит, требует показатели. Конечно, есть здесь некие странности. Орудие убийства, к примеру. Никаких следов пальцев, но девка могла быть в перчатках. Еще анонимный телефонный звонок. Голос мужской, но, чувствуется, сильно измененный. Сообщил, где тот самый нож мы обнаружим. Согласен, притянуто, но это все тонкости.
– А мальчик?
– Ничего про это не знаю.
– И ты еще спрашиваешь, почему я забил на вашу службу?
Я выпил, не предлагая ему. Следователь мстительно смотрел куда-то мимо меня.
– Презираешь, – выдавил он. – Желаешь остаться честным. И не запачкаться в дерьме. Не удастся. С этого и надо было начинать, Галкин. А я, дурак, хотел по-человечески. Мы выяснили, кому Мишуков звонил незадолго до смерти. Всего один звоночек. И это был ты.
Я ждал подобного, однако рассчитывал, что сказано мне это будет не по-пьяни, а на официальном допросе, с торжествующей улыбкой, с трогательной демонстрацией наручников, с милым приглашением в заждавшуюся меня камеру.
– Чего на это нафантазируешь? – зло ухмыльнулся Иванов.
Мне незачем было врать. Я выложил, при каких обстоятельствах познакомился с дедом и его внучкой, и даже сослался на свидетеля, любовника-неудачника, за которым следил весь тот день. Следователь хмуро выслушал меня.
– Зачем же Мишуков звонил тебе?
– Просил опохмелить.
– А ты?
– Сказал, что на мели, и завалился спать.
Он никак не отреагировал. Хотя должен был распушить
