под ногами в черепках битой посуды. Кто-то умудрился расколоть склянку с аммиаком, и его удушливые пары разъедают носоглотку, застилают ядреной пеленой глаза. Раковина засорена и полна грязных тарелок, в застоявшейся серой воде набухают остатки пищи, плавают красно-коричневые трупики тараканов и муравьев. Плита залита убежавшим молоком, стены забрызганы маслом и жиром.
Девушка сидела за столом, зарывшись тонкими ломкими пальцами с облезлым лаком в жидкие крашеные волосы.
– Гуляева, к вам, – с брезгливой официальностью сказал оперативник.
Валька подняла отекшее лицо и уставилась на меня бессмысленным взглядом.
– А, это ты… Страшно я выгляжу, ни один мужик не клюнет. Вчера были похороны, и я перебрала…
– Догадаться несложно, – произнес я, выдвигая для себя табурет. – Но у нас мало времени, рассказывай самое главное.
– Я его ненавидела, – просто ответила девица. – Как и всех стариков. Неужели он не понимал, что на его нищую пенсию и зарплату путем прожить-то нельзя? Хлеб и вода. Колбаса из картона, да и та раз в месяц. И ходи в шобанах. Это в их время насрать на прикид было, а теперь с говном смешают…
Дед всех клиентов выгонял, хотя у меня своя комната была, – в отчаянии продолжала Валька. – Дрых бы у себя, мой диван не скрипучий, специально купила. Забыл, видать, как с инфарктом свалился, а я его с того света вытащила. И врачей подмазывала, и сестер, и лекарства самые лучшие доставала, и в холодильнике у нас всегда есть что пожевать. А ему, видите ли, стыдно, каким местом я благополучие добываю! Грозился, если еще на этом деле поймает, из квартиры выпишет. И наследства лишит, домик в деревне, провалился бы он пропадом!
– И что он предпринял? – спросил я.
– Ничего, – безразлично отвечала девушка. – Только с нотариусом успел посоветоваться, ушел в ночную на работу, а утром мне сообщили.
Мысленно я похвалил Вальку. Она выгородила меня, действуя согласно нашей договоренности. В остальном же…
– Но это точно сделала не ты? – спросил всего лишь потому, что нужно было что-то спросить.
Даже за ядовитой аммиачной завесой ощущался исходящий от нее кисловатый запах пота и перегара. В камере вообще завшивеет. А при такой вызывающей позиции надеяться ей вовсе не на что. Отправится по «мокрой» статье с отягчающими обстоятельствами.
– А тебе тоже хочется думать, что это я постаралась? – спросила она с издевкой, отчаянием и обидой. – Пускай я шлюха, но не убийца.
– Может, это сделал кто-то из твоих дружков?
Как оказалось, девушка уже рассматривала такой вариант.
– Вот и докажи, что я этого не хотела и ничего об этом не знала, – резко сказала она. И в тот же момент, ничуть не стесняясь ни меня, ни скучающе привалившегося к стене оперативника, распахнула халат и извлекла из бюстгальтера перетянутую резинкой пачку долларов. – Здесь полторы тысячи, – говорила она. – Все, что я накопила. Возьми
