крыле, в эту часть здания преступник даже не заходил.
И я все понял.
– Мишуков просто появился, как это говорят, в ненужное время в ненужном месте. Попытался воспрепятствовать похищению. А преступника изначально интересовал именно мальчик, – озвучил я свою догадку. Конечно же не свою. В милиции работают далеко не болваны. И эта женщина тоже очень умна.
– О вас отзывались как о человеке рискующем, но опытном, – невозмутимо продолжала Гриневская. – Никто вас не восхвалял, но и никто не назвал бесчестным. Я поначалу решила, что ко мне явился заурядный шантажист, желающий сорвать на хлеб с маслом. Вы можете мне пообещать, что, как бы ни повернулось расследование, интересы ребенка не пострадают?
Проявившаяся медлительность и мягкая хрипотца в голосе вовсе не сочетались с манерами деловой, твердой как кремень особы. «В ней нет гармонии, – догадался я. – На самом деле она совсем не такая, какой представляется».
Она не дожидалась, что отвечу я. Бесшумно проплыла мимо меня по направлению к вмонтированному в стену сейфу, отомкнула дверцу и достала тонкую белую папку с надписью «Личное дело». Вернувшись назад, села рядом и, пьяня ароматом дорогих духов, сказала:
– Ознакомьтесь. Думаю, вам это будет интересно.
Я замешкался, сильно озадаченный вопросом, с чего Жанна Гриневская пошла на контакт со мной без какого-то нажима с моей стороны, ведь особо открытой и доверчивой назвать ее было нельзя. Чувствуя подвох, я принялся рассматривать находящиеся в папке документы.
Саша Стрелков поступил в детдом два месяца назад, после того как в результате несчастного случая, отравившись газом, умерла его мать. Отец мальчика в документах не упоминался, мать, Елена Стрелкова, с рождения воспитывала сына одна. Встретилась информация о бабушке по материнской линии, Зое Алексеевне Стрелковой, но, как прокомментировала Жанна Гриневская, бабушка не поддерживала никаких отношений ни с дочерью, ни с внуком и оформлять опекунство не собиралась. Я достал блокнот и записал находящиеся в личном деле адреса, еще не имея понятия, пригодятся ли мне они.
– Саша – необычный мальчик, – рассказывала Жанна Гриневская, стряхивая пепел с сигареты в кофейное блюдечко. – Не в смысле, что с какими-то серьезными психическими отклонениями, но очень своеобразный. В своем развитии он ушел гораздо дальше своих ровесников. Я имею в виду начитанность, логическое мышление, склонность к анализу всех происходящих вокруг явлений. Сразу видно, что до поступления к нам с ним очень серьезно занимались. Еще у него был один пунктик – увлечение Библией. И не в детском, красочном варианте, а именно взрослой. Ее он мог читать сутки напролет, а потом искал нашего общества, чтобы обсудить прочитанное. Саша сам признавался мне, что с детьми своего возраста ему скучно, их игры представляются ему бессмысленными и глупыми. Разумеется, с ним общался психолог, но никакой патологии выявить не удалось. Да, в компании детей он вялый, апатичный, не хочу употреблять слово «депрессивный», но это можно списать на пережитую трагедию,
