его, спустя много лет она решится на страшное.
В начале десятого класса Борька признался Маринке в любви. На признание вдруг оробевшего мальчика Марина без кокетства ответила, что она тоже любит его. И пусть любовь эта была совсем детской, они оба были очень счастливы, счастье стеной огородило парочку от двух других членов их квартета.
Свою влюбленность они скрывать перестали, пожалуй, даже гордились чувствами, не боясь осуждения. Негатив со стороны окружающих, как оно и бывает чаще всего, возобладал, сверстники пошли проторенной дорожкой, и Маринка испытывала ощущение дежавю, выслушивая дразнилки и отвечая, как и много лет назад:
– А тебе завидно?
Забеспокоилась и тетя Аня. Она безумно боялась «проглядеть» дочь своей покойной подруги, поэтому однажды решилась даже произнести в Маринкином присутствии страшное слово «контрацепция». А еще Аня совсем чуть-чуть ревновала Маринку из-за своего сына, хоть и догадывалась, что это было совершенно зря. Андрей отнесся к Маринкиной «измене» спокойно, более того, вряд ли заметил ее, но мамы есть мамы, и тут ничего не поделаешь. Что же касалось Андрея, он стал постигать очарование товарно-денежных отношений, и это поглотило его целиком и полностью.
…Школьные годы, как золотые монетки, упали одна за другой в сокровищницу памяти и смешались. Больше всего о старших классах Маринка помнила, как ее друг и возлюбленный Борька превращался в Бешеного Боба. Сначала его новая сущность проявлялась в нем будто бы шуточно. Он мог покрасить волосы в зеленый цвет, мог проскакать голым по второму этажу школы, как раз от кабинета директора и до учительской старших классов. Мог отмочить что-нибудь этакое на уроке – закурить, например, заявив, что ему прописали инъекции никотиновой кислоты, но он ненавидит уколы и поэтому курит.
– Выйди вон! – вопила Алина Макаровна.
– Я не могу, – потупился Боб.
– Почему?!
– В коридоре – портрет маршала Конева, а я лошадей боюсь!
Бобовы неприятности были как американские горки – чем дальше, тем круче, но именно этого он и хотел.
На спор Боб и вовсе мог сделать что угодно: выскочить в окно со второго этажа, расписать изображениями половых органов стены спортзала (пришлось спрятаться в туалете, дождаться, чтобы школу заперли, и рисовать при свечке, рассчитывая время дежурных проходов по коридору ночного охранника), съесть на линейке в честь Первого мая дождевого червяка, пройтись по трехметровому забору шириной в один кирпич под дождем и с бутылкой воды на голове.
Маринку шокировали выходки Боба, и, если бы он не был с ней так беззащитно ласков, так нежен, так доверчив, она бы уже отдалилась от него. Но это было так волшебно: слушать всю ночь серенады под окном, позировать для изумительно красивых, стилизованных под эпоху Возрождения портретов. Он носил ее на руках, писал стихи на асфальте под окнами, звонил каждый вечер, чтобы пожелать спокойной ночи. Первая любовь Марины была такой красивой, что она могла бы позавидовать сама себе!
Вот
