Ангела больше всего на свете, всей силой своего характера, доставшегося ей от Фейги Давыдовны. Она чувствовала себя обманутой. Из головы не выходила мысль, что в тот теплый день, когда моросил летний дождик и Рая Клейнман увидела Ангела, по-девичьи влюбилась в него, тот скорее всего по-волчьи приглядывался к своим будущим владениям, шпионски прокравшись в гостеприимный город.
Перед самым отъездом в эвакуацию Раисе Ароновне приснились два знакомых незнакомца: один средних лет, мамин ровесник, а другой постарше. Хотя в доме не сохранилось фотографий отца и дедушки, Рая почувствовала, что это Арон и Шлойме. Они не обронили и слова, стояли в стороне с напускным безразличием, и лишь большие миндалевидные глаза – прямо как у Раи! – не могли спрятать их беспокойства. Во сне Раю не покидало чувство близости, теплоты, исходившей от ушедших родственников. Но почему-то теплота не согревала. Казалось, грань между мирами живых и мертвых стала совсем тонкой, почти прозрачной. Внезапный авианалет – и вот эта грань может быть разрушена, два мира смешаются, и неясно, какой из них останется.
На следующий день, буквально за пару часов до отправления поезда в эвакуацию, Рая успела зайти в редакцию, попрощаться с первым местом работы. Последний раз осмотрев свой письменный стол, за которым она просмотрела сотни материалов, Раиса Ароновна поняла, что этот этап ее жизни закончился, газета не возродится, не переживет войну. Чем она займется в эвакуации? Что будет с домом, с теми, кому не удалось бежать из города? Будет ли жизнь после войны? Выживет ли кто-то из тех, кто дорог ей?
Из головы не выходили тысячи других вопросов, они не давали разуму и малейшей возможности спокойно найти более или менее удовлетворительные ответы.
Харьков оставался в прошлом (должен, но сможет ли?). Переполненный поезд не без труда вместил трех еврейских женщин, прижав их к десяткам других семей, мужчин и женщин, стариков и детей, получивших шанс спастись из города, которому вскоре предстояло на время пасть к ногам врага. Чистое харьковское небо затягивалось кроваво-коричневыми красками.
Все. Поезд тронулся. Перрон остался позади. Состав помчался на восток практически без остановок, играя в салочки с врагом, пытавшимся дотянуться своими мессершмиттами до кончиков убегающего поезда.
Клейнманы ехали в мерно покачивающемся «столыпинском» вагоне. В годы столыпинских реформ главным назначением вагонов такого типа была перевозка переселенцев на восток страны, на осваиваемые территории. В подобных вагонах перевозили скотину и домашнюю утварь. Если в обычных составах оконные проемы были прорезаны по обеим сторонам вагонов, то в «столыпинских» – одна из стен абсолютно непроницаема для внешнего мира. Лишь в противоположной стороне, образующей вторую грань вагона и прилегающей к дистрофично вытянувшемуся коридору, имелись небольшие зарешеченные окна, всматривающиеся вдаль как бы с прищуром, через вуаль своих решеток.
Большевики не сняли старые «столыпинские»
