восемнадцатого века, затем снова поклониться и пойти дальше. После школы вместе с друзьями отправлялся на поле для гольфа (хотя сам не играл) и гулял над бурлящей рекой Потомак по разделяющей лужайки шаткой ограде, всего два дюйма шириной и тридцать футов высотой. В коридорах школы он приветствовал своих приятелей не иначе как «здарррова, засссранцы».
Иногда его шутки поражали своей грубостью и жестокостью. Однажды, возвращаясь в Вашингтон на автобусе, он перехватил направленный на него взгляд одной немолодой женщины.
– Что вы думаете о слонах? – спросил у нее Джим.
Женщина быстро отвела взгляд в сторону.
– И все же, – не унимался Джим. – Что вы думаете о слонах?
Когда женщина вновь промолчала, Джим заорал:
– Так что там со слонами?
К тому моменту, когда автобус подъехал к Александрии, Джим довел женщину до слез, а несколько взрослых стали просить его оставить пассажирку в покое.
– Я просто поинтересовался, что она думает о слонах, – пояснил Джим.
В другой раз, когда они с Тэнди встретили человека с парализованными ногами в инвалидном кресле, Джим начал изгибаться, корчиться и притворно брызгать слюной.
Каким бы отталкивающим ни был временами Джим, он без труда заводил приятелей. На самом деле большинство его знакомых в районе Александрии входили в элиту школы Джорджа Вашингтона, в том числе несколько школьных знаменитостей – редактор школьного журнала (избранный «самым умным учеником класса») и президент студенческого союза. Все они боролись за внимание Джима – подсознательно копировали его манеру разговаривать, перенимали его любые фразочки «А вот это круто!» и «У-у-ух… ты пронял меня до самых го-над!», подбивали его пойти на парное свидание (он всегда отказывался); обменивались байками, которые со временем стали называть «историями Джима Моррисона».
Магнетизм Джима стал очевидным, пусть и не вполне объяснимым.
– Мы были настолько чертовски прямолинейны, – вспоминает его приятель-одноклассник, – что, когда кто-нибудь совершал эти ужасные выходки, которые нам так хотелось отчебучить, мы чувствовали себя в какой-то мере удовлетворенными, и нас тянуло к Моррисону. Он был для нас центром притяжения.
У Тэнди Мартин иная точка зрения.
– Когда учишься в старших классах и выделяешься… вот, например, мне хотелось вступить в студенческое братство, потому что я хотела быть «как все», но я знала, что это не круто, и я просто не могла так поступить. Меня пригласили в самое уважаемое общество, и когда я пришла домой, то плакала всю ночь, потому что знала, что придется отказаться. Это было эмоциональное потрясение. Когда ты считаешь, что прав, но все вокруг поступают иначе, а тебе всего пятнадцать лет, происходит вот что: у тебя разрывается сердце. На нем появляется шрам. В пятнадцать лет все хотят принадлежать к какой-нибудь группе. Джима пригласили вступить в AVO, в то самое студенческое сообщество, и он отказался.
