собиралась поехать. Зачем упускать шанс потусоваться на природе, когда остальные страдают на уроках в школе? Но не вовремя заболела.
Так и не поняла толком, что там между Вишней и Нестеровым произошло. В ее рассказах трудно отделить правду от вымысла. Но по крайней мере, по возвращении подруга сияла, как отразившее солнце окно. С тех пор и понеслось.
Причем в реальности их общение сводится к минимуму: несколько фраз при случайном столкновении, а в основном – улыбки и помахивание ручкой издалека. Зато в инете они могут переписываться часами. Сашечка изливает душу, делится проблемами, рассказывает о случившемся, а Вишня изо всех своих душевных сил сочувствует и поддерживает. На расстоянии.
Хорошо, хоть на меня она не вываливает потом все его откровения. Как высокопрофессиональный психотерапевт держит диагнозы пациента в тайне.
Почему-то мне кажется, что то, какой Нестеров на самом деле, и то, каким его видит Вишня, две совершенно разные личности. Несопоставимые. Я его почти не знаю, но сильно сомневаюсь, что он та самая тонкая, ранимая натура, о которой постоянно с нежностью и восхищением рассказывает Вишня. Вот даже не близко.
Он спокойно встречается с другими девушками, а Вишня закрывает на это глаза. Защищается тем, что все равно никто не поймет его лучше и вообще сейчас не время для серьезных отношений, а все эти короткие влюбленности совершенно ничего не значат.
Я бы так не смогла. А Вишня живет этим, дышит и сейчас сообщает мне, лучась восторгом:
– Представляешь, мы переписывались до двух часов.
Очень даже представляю, такое уже не в первый раз.
– И что?
Вишня непонимающе пялится на меня, хлопает ресницами и повторяет, растягивая слова и четко расставляя ударения:
– Мы переписывались до двух часов ночи.
Словно гвоздики вбивает. Чтобы до меня, бестолковой, дошло.
А до меня никак не доходит. Смысл в чем? Это реально такое невероятное счастье: болтать, не видя друг друга, пусть даже о чем-то сокровенном, только представлять, как могло бы быть на самом деле, но ни фига не происходит, и полностью довольствоваться иллюзиями? Это и есть настоящая чистая любовь?
Понимаю, что слишком жестко, но удержаться не могу, даже копирую подружкину манеру речи, тщательно проговаривая:
– Закончилось-то чем?
Совершенно сбитую с толку Вишню только и хватает на:
– Ну, потом спать легли.
И к чему было столько восклицаний? Ничего нового, ничего значимого. Только бесконечные разговоры.
Я раздражаюсь, оттого что Вишня все о своем, о Сашечке, пропади он пропадом, и ни слова не скажет по поводу моей новости. Про папу. А потом вспоминаю, что я ведь так и не написала ей ни о чем, только все время собиралась. И сейчас не скажу, не получается. Перебираю слова, выстраивая в предложения, и еще больше убеждаюсь, что, как ни произноси, все равно выходит по-дурацки. Как у мамы вчера –
