и все тщательно записывала. Оказалось, земли за ручьем отошли деревне Сент-Уан, пойменные заливные луга – некоему мельнику Бельвиню, доходы от Пэмпонского и Гравельского лесов – тоже Бельвиню, мельница на реке, наша фамильная мельница – Бельвиню… К нему же отошли и наши земли, засеянные когда-то овсом и гречихой. Раньше отец сдавал их в аренду.
– Так этот чертов Бельвинь теперь всем владеет?
– Да, мадемуазель, – прошамкала Жильда. – Он все купил с торгов.
Я сжала зубы. Имя этого человека ничего мне не говорило, но наглости ему было не занимать. Каким поистине бесстрашием нужно обладать, чтобы посметь захватить земли принца де ла Тремуйля здесь, в этом краю, где полыхает шуанерия…
С крестьян, подумала я, мне многого не вытрясти. Ну, может, самую малость. А вот с Бельвинем дело другое. Он один, на него легче нажать. И мы найдем способ, как на него повлиять…
– Селестэн! – крикнула я. – Ты сказал, в лесу есть шуаны. В каком лесу?
– Да во всяком лесу, мадам. В Гравеле их больше всего.
– И кто у них за главного?
– Ле Муан, мадам.
Я повторила про себя это имя. Оно мне ничего не говорило, и я была очень озадачена.
– Но где же Жан Коттро по прозвищу Шуан, Селестэн? Он верховодил в здешних местах!
Глаза Селестэна блеснули.
– Еще бы, мадам! Кто этого не знает! Жан Шуан – наш земляк, и этим всякий гордится. Теперь он ушел в Морбиган. А дочь его, Франсина, здесь осталась – одна из всех его детей…
– А кто такой этот новый… как его? Ле Муан?
– Да он же был за лесничего у вашего отца, мадам.
Мне стало чуть полегче. Оказывается, этот новый вожак шуанов не так уж мне незнаком, как сначала казалось.
– Селестэн, – сказала я решительно, – ступай сейчас же в деревню Сент-Уан. Это твоя родина, там все тебя знают. Зайди на каждую ферму и скажи такое: приехала, мол, принцесса, дочь старого сеньора, чьи земли вам достались. Если вы хоть немного боитесь Божьего гнева и желаете и дальше на этих землях оставаться, ступайте сейчас же к ней. Скажи им, что я жду их к полудню. Если кто-то не пожелает идти, скажи ему, что я на всех, кто не явится, пожалуюсь ле Муану.
Впрочем, я была уверена, что они придут. Здесь, в Бретани, старые обычаи были необыкновенно крепки, и страх перед сеньором, и почтение к нему были живы в каждом крестьянине, несмотря на все революционные потрясения. Конечно, здешние бретонцы раньше имели дело не со мной, а с моим отцом. Но ведь я его дочь! Кроме того, у меня есть сын – единственный его наследник и новый сеньор.
– Кто здесь господин кюре, Селестэн?
– Отец Медар, мадам. Ему крестьяне очень верят.
– Он, конечно же, неприсягнувший?
Селестэн усмехнулся.
– Да если бы хоть один присягнувший сюда явился, то не прошел бы и двух шагов, как его убили бы.
За отцом Медаром я послала Брике. А потом позвала к себе Жанно, причесала его и приказала хорошенько умыться – ему ведь предстояло
