нашим военным или партизанам я не мог, поскольку их в нашем районе не было.
И еще одна история – это уже совсем серьезно. Когда немцы ушли у нас в большой комнате на полу ночевали венгры. Как только они тоже совсем ушли из дома, я заглянул в комнату и на подоконнике увидел, как сейчас бы сказали «растяжку». У окна висели часы ходики с гирьками и цепочкой. На краю подоконника стояла ручная венгерская граната фугасного действия. Тогда я уже разбирался в них. Темно-красного цвета, по виду похожа на современную банку с пивом, но меньше по высоте и объему. Чека из кусочка кожи или кожзаменителя, выдернута, но не до конца, а граната обмотана часовой цепочкой.
Расчет был простой, ходики потянут цепочку, та опрокинет гранату с окна на пол, и взрыв в комнате обеспечен. Стену могло и не повредить (дом кирпичный), а все окна взрывной волной могло выбить. Если бы кто-то из нас, не дай Бог, потянул цепочку, конечно бы погиб.
Я, придавив взрыватель и чеку пальцем, размотал цепочку. Вышел в огород за сарай, и чтобы никто не видел, бросил гранату подальше, насколько мог, от дома. Бросать венгерские гранаты меня научили старшие ребята, а мне тогда еще не исполнилось 13 лет! На взрыв гранаты никто не обратил внимания. Стрельба и взрывы были слышны постоянно. Дома об этом я никому не сказал.
И снова я забегаю вперед. Когда в конце августа или в первых числах сентября 1943 года брат Вася вернулся в Корочу, я сказал ему, что у меня в сарае спрятана венгерская граната (я спрятал её ещё зимой) и он может бросить её в огороде. Он согласился, и после моего инструктажа мы пошли с ним в огород, и он бросил её гораздо дальше, чем бросал я. Перед броском мы убедились, что на соседних огородах и во дворе детского дома нет людей.
…Во время оккупации меня мучили фурункулы и карбункулы шеи и спины. Тётя Катя прикладывала мне на шею ошпаренные кипятком листья подорожника для очистки ран от гноя. Мазей, лекарств и бинтов не было. Перевязывала шею какими-то тряпками.
Простуда тогда лечилась просто. Горчичники или медицинские банки отсутствовали. Разводили сухую горчицу, смазывали тряпки, прикладывали к спине и забинтовывали теплым шерстяным платком, пока я не начинал кричать от жжения и боли.
В военный госпиталь – его развернули в районной больнице – практически никто из людей не обращался. Да там и не принимали население. Все лечились народными средствами дома, кто, как умел, что знал раньше, или слышал от соседей.
В середине зимы наши войска стали оттеснять немцев за Белгород в сторону Харькова. Немцы готовились к отступлению, но сопротивлялись. На крыше детского дома (он был двухэтажный) сняли несколько листов железа и посадили там наблюдателя с биноклем, а несколько больших орудий поставили во дворе детского дома и в саду. Огонь вели в сторону села Бехтеевка за речку, где по их расчетам, наверное, должны находиться наши войска. На время стрельбы тётя прятала нас с сестрой в яму, в которой зимой хранили картошку. Она боялась, что наши наблюдатели
