«отец», бог не обиделся и добродушно пояснил:
– Я их, морских коней, отпустил попастись за островом Порос, но стоит мне свистнуть – тотчас примчатся!
И Посейдон свистнул – да так, что распугал всю морскую живность залива Сароникос, а Тесей осмелился спросить:
– Отчего бы это, отец? Я ничего не боюсь, а как сел на нашу кобылу Псиллу, меня просто зажало страхом, словно между двумя камнями.
– Боюсь, моё наследство. Я ведь, как всем известно, ударил трезубцем на афинском Акрополе – да и создал ненароком первого на свете коня. Что было делать? Пришлось приручить его, я научился ездить верхом. Потом построил конюшню и принялся лошадей разводить. Однако бросил с ними возиться, когда меня понёс первый мой конь. Его испугал бык – тут-то и началось! Вот это была скачка, врагу не пожелаешь! Я вцепился в гриву, каждое мгновение ожидая, что свирепый конь сбросит меня на каменистую тропу. Теперь многие знают, что в таких случаях надо выбрать повод и заставить лошадь пойти по кругу, постепенно сужая его. Однако у меня и поводьев не было – уздечку племянница моя Афина придумала только через столетие! Я чудом жив остался, с тех пор к сухопутным коням больше и не подхожу. А вот и они, мои морские скакуны!
Движение воды едва не сорвало Тесея с ног, а в толще её возникли четыре быстро приближающиеся тени…
Очнулся Тесей на песчаной ленте у берега и, полежав, вспомнил всё, что с ним произошло. А когда снова посадили его на Псиллу, не проявил никакого страха и быстро научился ею управлять. Вскоре он и колесницей уверенно правил, только стоял на ней рядом с Коннидом, готовым прийти на помощь.
Приближалось время, когда Тесею надлежало в знак прощания с детством посетить Дельфы и посвятить Аполлону часть своих волос. Оказалось, что эта поездка и связанные с нею сакральные деяния волновали не его одного. За неделю до намеченного дня выезда подросток лёг спать на голых досках ложа, а проснулся снова на дне моря. Утреннее солнце весело просвечивало зеленоватую солёную воду, Тесей легко дышал ею, будто рыба, и богини Афина и Амфитрита также не испытывали в воде никаких трудностей с дыханием. Афину он сразу узнал – кем же ещё могла быть эта строгая красавица в коринфском шлёме с высоким гребнем и в эгиде с головой Медузы Горгоны? Стоящая, опершись на копьё и пронизывающая его своими большими серыми глазами? В сравнении с нею Амфитрита, пышно разодетая, вся в складочках и кружевах, розоволицая, румяная и с кроваво-красными губами, казалась приятной молодицей, почти домашней, и уж, во всяком случае, не опасней кошки. Тесею некогда было задаваться вопросом, откуда взялся на дне моря роскошный позолоченный табурет, чтобы воссесть на нём жене Посейдона, а вот ларец с ручкой, стоявший у ближней ножки табурета, она вполне могла принести с собой.
Тут Тесей почувствовал под правой ступнёй неясное шевеление, а под левой – жесткие волосы, одновременно его подвинуло в воде вверх, и его лицо оказалось на уровне только немногим ниже лица Афины, и несколько выше головы Амфитриты. Скосившись вниз, увидел царевич, что его двумя руками и головой поддерживает некое существо
