для меня все это – обычное религиозное шарлатанство.
– Я согласен, молодой человек. Однако это не мешает им находить новых адептов.
– Не проще ли раздавить их? А лидеров казнить.
– Все в свое время. Если будет нужно.
Катон рассмеялся.
– По-твоему, эти люди угрожают Риму?
– Нет. По крайней мере, пока. Но мы следим за ними. Если мне покажется, что в свитке говорится о них, мы… избавимся от них.
Катон подумал, что Нарцисс постоянно говорит загадками. Сначала центурион почувствовал презрение, но внезапно сообразил, что секретарю императора невозможно выполнять свою работу без таких уклончивых иносказаний. В конце концов, Нарцисс часто принимает решения, которые приводят к смерти. Пусть необходимая смерть, но это смерть. Противники императора приговариваются к забвению росчерком пера. Это слишком тяжкий груз для совести человека. Нарциссу гораздо легче вспоминать о решенной проблеме, а не о горах трупов за спиной. Конечно, подумал Катон, это если у человека есть совесть, озабоченная вопросами жизни и смерти, которые приходится решать каждый день. А если нет? Что, если иносказания – всего лишь риторика? Катон содрогнулся. В таком случае у Нарцисса вовсе нет морали. Идеалы Рима – всего лишь величественная оболочка, в центре которой у малочисленной элиты сосредоточена неприкрытая жадность и стремление к власти. Катон попытался прогнать эти мысли и вернуться к теме разговора.
– Вряд ли ты в самом деле веришь этим предсказаниям.
– Обычно нет, – согласился Нарцисс. – Но в тот же день я прочитал о подобной предполагаемой угрозе для Рима в весьма тревожном докладе разведки, составленном из отчетов агентов в восточных провинциях. Похоже, эта земля – средоточие опасности. И еще: последователи Иегошуа раскололись. Одно течение, у которого есть сторонники даже в Риме, проповедует какое-то нереальное миролюбие. С этим можно смириться. В конце концов, такая философия особого вреда не приносит. Меня беспокоит второе течение, возглавляемое Баннусом из Ханаана. Он проповедует сопротивление Риму, всеми доступными народу Иудеи способами. Если эта философия выплеснется через границы провинции, то нас ждет беда.
– Это точно, – кивнул Катон. – Но ты говорил и о других угрозах. Что еще?
– Наш исконный противник – Парфия затеяла игру с Пальмирой; ее территория вплотную примыкает к нашей границе. К Парфии, тяжелому положению в Иудее и подъему Баннуса добавляется то, что наместник Сирии связался с либераторами. Рассматривая все это в совокупности, даже циничный рационалист вроде меня поймет, что не обращать внимания на слова пророчеств – непростительная глупость.
– Но что именно ты имеешь в виду? – хмуро спросил Катон. – Пророчество может относиться к любой из этих угроз – если в нем вообще есть смысл.
Нарцисс откинулся в кресле и вздохнул. В окно стучал дождь. Видимо, ветер переменился. Далекая вспышка молнии на мгновение высветила фигуру секретаря императора, через паузу раскат грома прокатился
