бандитами, нападая на путников и терроризируя мелкие селения.
Макрон поджал губы.
– Но ведь это не жизнь!
– Даже хуже, ведь теперь приходится платить и римские налоги.
Макрон резко взглянул на проводника, но тот снова пожал плечами.
– Без обид, центурион, так оно и есть. Если Риму нужен здесь мир, следует обратить внимание на нужды бедняков, прежде чем тащить сокровища Иудеи в имперскую казну.
– Империя не строится на благотворительности, – фыркнул Макрон. – Нужно содержать армию, охранять границы, строить дороги, акведуки и… прочее. Обходится недешево. Кто-то должен платить. А без нас кто защитит этих людей, а? Скажи.
– Защитит? – Симеон слабо улыбнулся. – От кого? Вряд ли им будет хуже под пятой любой другой власти.
– Я говорю о бандитах Баннуса и ему подобных. Рим защищает людей от Баннуса.
– Люди считают иначе. Некоторые называют Баннуса героем. Вам не победить его, пока Рим не ослабит давление на Иудею или не застроит всю здешнюю землю гарнизонами. Но это вряд ли произойдет.
– А как бы ты поступил, Симеон? Как бы облегчил участь иудеев?
– Я? – Проводник задумался. – Для начала я освободил бы их от бремени римских налогов.
– Но тогда Иудее нет смысла оставаться провинцией. Ты этого хочешь для своего народа?
– Моего народа? – удивился Симеон. – Это больше не мой народ.
– Разве ты не иудей?
– Иудей. Это мои земляки, но я не разделяю их веру. Я уже много лет не живу в этой провинции.
– Тогда как же ты оказался проводником?
– Больше десяти лет назад мне пришлось бежать из Иудеи. – Симеон бросил быстрый взгляд на Макрона. – Не спрашивай почему. Были причины, но я не хочу о них говорить.
– Не хочешь – не говори.
– Так или иначе, я отправился на юг, в Набатею, где меня никто не стал бы искать. Я присоединился к отряду наемников, охранявшему караваны, научился обращаться с оружием. Никогда не забуду свой первый караван: двадцать дней по пустыне и через горы. Я прежде не видел таких стран. Честно, центурион, есть такие места в этой части света, где ощущается рука бога.
– Кажется, я повидал достаточно, – пробормотал Макрон. – Мне бы в Кампанью или Умбрию хоть сейчас. Надоела эта пустыня и камни!
– Здесь не всегда так, центурион. Весной прохладно, идут дожди, холмы покрываются цветами. Даже пески за Иорданом расцветают. В пустыне есть что-то величественное. К югу отсюда тянется высохшее русло – вади, где песок ярко-красный, а разноцветные скалы вздымаются ввысь. Ночью небеса усыпаны звездами; путники собираются у костров и рассказывают истории, и скалы вторят эхом. – Симеон помолчал и улыбнулся сам себе. – Может быть, однажды сам увидишь и поймешь.
Он щелкнул языком и, поторопив коня, немного оторвался от колонны. Макрон какое-то время смотрел ему вслед, потом вполголоса спросил у Катона:
– Ну
