острова, где и встретимся с очередными двумя персонажами нашей повести, на которых попросим обратить особое внимание нашего читателя, так как именно они только и могут авторитетно подтвердить всю подлинность рассказываемой нами истории.
Итак, неподалеку от одного кафе, в котором, по слухам, весьма неплохо готовили, хорошо подавали и вполне умеренно за брали, на одной из скамеек, расположенной на аллее под некоторым углом к парадной двери заведения, когда время уже перевалило слегка за одиннадцать и неудержимо стремилось к полдню, можно было заметить странную парочку.
Один из них оживленно что-то говорил, размахивая дипломатом, который держал обеими руками, словно отбивая такт словам, другой – слегка прищурившись и улыбаясь, изредка вставляя короткие реплики, слушал первого.
Первый из них выглядел более странным: ему, наверняка, было не меньше пятидесяти, и если б не седина, обильно покрывавшая его голову, в нем легко определился бы один из тех, кого мы причисляем, вторя вслед все тем же пресловутым полицейским сводкам, к «лицам азиатской национальности», но, учитывая только что озвученное обстоятельство, приходилось поначалу к нему приглядываться, напрягать свою сообразительность, и только затем, отметив про себя его широкоскулое лицо, несколько плоский нос и специфический разрез глаз, делать окончательные выводы о его расовой принадлежности.
Несмотря на тюркскую свою природу, по тому, как естественно и свободно говоривший себя чувствовал в окружавшей его обстановке большого северного города, без труда угадывалось, что живет он на Невских берегах уже давно, что удивить его здесь чем-либо трудно – он не глазел излишне по сторонам, оценивая взглядом прохожих, их одежду и повадки, не интересовали его и те редкие архитектурные изыски, которые можно было высмотреть в данном месте города.
Росточка от природы он выдался совсем уж невыдающимся, и как все люди подобного типа, отличался ярко выраженным холерическим темпераментом, что сразу же выкупалось в нем и по теперешнему поведению. Периоды такого бурного эмоционального всплеска, каковой он явно демонстрировал теперь, у него, рано или поздно, как бывает почти у всех холериков и что подтверждается наблюдениями психологов, очевидно, сменялись периодами полного душевного упадка и тоски.
Из характерных черт его внешности стоит еще, пожалуй, отметить и небольшую жиденькую тюркскую бородку, которая несколько удлиняла и даже будто бы заостряла нижнюю часть его круглого лица.
Собеседник седого отличался от него разительно: довольно высокий и весьма плотный, с осанкой, намекавшей на тренированность крепкого тела, с открытым славянским лицом, на котором поблескивали очень живые смышленые глаза, слегка по привычке прикрытые чуть прищуренными веками, отчего в уголках его глаз прорисовывались сеточки мелких морщин. Седина успела к тому дню лишь чуть-чуть посеребрить русые волосы ему на висках и, пожалуй, только поэтому он выглядел лет на сорок – скажем сразу, что столько ему и натикало на самом деле, а не будь у него седины – вероятно, ему легко б давали не
