перезванивай, когда тебя просят. Хотела предупредить, чтобы хоть чуть-чуть подготовился.
Я снова кивнул, а она выпорхнула из кабинета.
– Где ты взял ту конфету?
– Которая с загадкой? Не разгадал еще?
– Гена, это важно. Откуда она у тебя?
– Не знаю. Мама в магазине купила, наверное. Где же еще? А что?
Любопытный Гена уставился на меня, а я не знал, что сказать. Мы приближались к кабинету полифонии, и надо было договорить, прежде чем зайдем.
– У вас остались такие же конфеты?
– Понравились? – улыбнулся Гена. – Или надеешься, что попадется еще какая-нибудь загадка? Я вот в детстве любил загадки. В детсаде были такие книжки с картинками…
– Остались или нет? – прервал я поток его воспоминаний. Гена обиженно сомкнул губы.
– Не знаю. Смотреть надо.
– Давай тогда сходим к тебе после пар?
Он обрадовался.
– Да, давай. Можно будет еще фугу посочинять вместе, да? А то у меня интермедия не выходит. Точнее, она выходит, но какая-то чересчур длинная. Она же короткая должна быть? Ну, не длиннее темы же?
– Сейчас спросишь у Юрия Васильевича.
Я взялся за ручку двери в тридцать шестой кабинет.
– Интермедия – это отрезок фуги между двумя проведениями темы. Как мост между берегами, – сказал Юрий Васильевич.
– А без моста бывает? – спросила Таня с первой парты.
Юрий Васильевич хитро улыбнулся, взял нотный сборник со своего стола, с третьей попытки расцепил схлестнувшиеся между собой старые страницы. Поставил на полочку для нот. Стал нестройно наигрывать тему. Я сразу узнал: фуга до мажор Баха.
– Классический пример безинтермедийной фуги. Полифоническая ткань емкая, стиснутая проведениями тем.
– Так значит, можно было сочинять совсем без интермедий, – уныло протянул Гена.
– Можно. Но я бы советовал вам писать с интермедиями.
– Почему? – заинтересовался Гена.
– Так проще. В интермедии используется любой материал – тематический или совершенно новый, это самая свободная часть фуги, здесь возможен полет фантазии. Что хочу, то ворочу.
– А-а-а, – понимающе кивнул Гена и записал в тетради: «Интермедия: что хочу, то ворочу».
Мы с Геной ехали к нему домой. Нас болтало в трамвае. Я смотрел в равномерно пыльное окно на людей, толкущихся на остановках. И сравнивал их с музыкой. Незнакомые люди, чьи макушки я видел из трамвая, были для меня неинтересными, банальными темами. Кто-то даже не был темой – как вон тот мальчик, он просто держится за мамину руку, а она ему что-то непрерывно рассказывает. Это она – тема, а мальчик лишь подголосок. Но он может со временем вырасти в самостоятельную мелодию, у которой появится свой подголосок. В виде подружки, например.
Я задумался. Интересно, а из нас с Дашей – кто тема, а кто подголосок? Или мы равноценны и звучим двухголосно? Может даже, из нас получилась
