как вишни, только сейчас они затуманены алкоголем, а так очень красивые… О чём беседовали мама и три женщины, приходившиеся мне тётями, я не слышала, но довольно долго наблюдала за одной из них, с белоснежной кожей и светлейшими мягкими волосами до поясницы. Я когда-нибудь с ней пообщаюсь. Почему-то мне казалось, что человек с такими волосами не может быть неинтересным. По левую руку от меня мои двоюродные братья воодушевлённо решали вопрос, когда лучше поехать на картинг. Я бы тоже хотела погонять, но почему-то подумала, что лучше не вмешиваться.
Посидев за праздничным столом ещё минут пять, я незаметно ушла в другую комнату, родительскую спальню. Напрасно. Здесь мне лучше не стало. В горле неприятно першило, да так, что глаза слезились и непрерывно просили сна. Мне абсолютно ничего не хотелось, и подобные состояния волновали меня куда сильнее, чем гнев или страх: отсутствие желаний побуждает бездействие, а бездействие – деградацию.
Я легла лицом к стене и стала разглядывать обои, такие странные, с такими сине-фиолетовыми узорами на бежевом фоне. Потрогала, поковыряла рисунки пальцем и попыталась полежать с закрытыми глазами – ничего, скоро ведь всё кончится: и депрессия моя, стоклятая, кончится, и это шумное застолье, и университет, и жизнь, и я… и я кончусь. Почему-то мне казалось, что кончусь я быстрее всего вышеперечисленного, но грустно от этого не было, напротив, было бы неплохо сегодня «кончиться».
Лёжа в спальне, я даже не заметила, как семья ушла во двор запускать салют, и, чуть успокоив свои нервы чуть испорченными обоями, я вернулась в свою комнату.
На столе остались мои непонятные рисунки, созданные новыми кисточками, иссиня-зелёной акварелью, и покрытые грифельной плёнкой фиолетово-синих мелков; и всё ещё горел светильник – я забыла его выключить. Над кроватью еле заметно вертелся ловец снов, сплетённый из голубых и оранжевых ниток замысловатой паутинкой. За окном, которое находилось прямо напротив стола, огромными, пушистыми и, наверное, мягкими хлопьями кружился снег, подсвеченный ярким бело-жёлтым фонарём, и бархатные заснеженные ветви деревьев ласкали синий сумрак новогодней ночи. Красиво. И тихо.
Как вдруг блаженную тишину разбил сигнал моего мобильного телефона. Немного оторопев, я прочла: «Игорь». Первая мысль, что у него украли телефон или он сам его потерял… Но в груди что-то больно сжалось – это была несмешная шутка.
– Алло? – ответила с недоумением я.
– Да, Наденька… Не отвлекаю? С Новым годом тебя, – с привычным добродушным спокойствием произнёс он, – слушай, мы можем увидеться? Я знаю, вы переехали… Я тут недалеко…
– Что? – обессиленно выдала я, просто не веря самой себе. Нечаянно я дёрнула рукой и снесла со стола рамку для фотографий – это нервы. – Ты здесь?
– Да. Думал, увидеться, может? – повторил Игорь, и было слышно, что он улыбается.
Я оторопела. Я умерла. Я кончилась.
