общаться с живыми идолами эпохи культа личности.
Всю свою взрослую жизнь Любовь, следуя традициям семьи, на выборах голосовала только за коммунистов и сейчас своим долгом считала позаботиться о кумире.
Люба включила эскалатор, и они поднялись к ее стеклянной коморке в верхнем павильоне.
– Вот, не побрезгуйте, товарищ Сталин, – Люба смущенно протянула ему сверток с курицей-гриль и батон. Иосиф Виссарионович присел на пластиковый стул из «Икеи» и начал поедать курицу, шевеля усами от удовольствия.
– Ну что, Любаша, мировая революция и коммунизм победили? – в радостном ожидании спросил товарищ Сталин. – Теперь в этом мире нет бедных и богатых и все люди равны?
– Да как вам сказать, товарищ Сталин, – замялась Люба, – не победил нигде, только в Китае, наверное.
Сталин нахмурился.
– Ну, а как в стране нашей, в Советском Союзе? Здесь-то продолжили наше дело, построили коммунизм? Воровать чиновники перестали? Ух, как я отучал их от этого…
– Эээ… – Люба совсем запнулась после этих вопросов. – Социализм вроде построили, но потом капитализм вернули… воруют еще как! Говорят, денег в бюджете нет, а чиновники себе виллы за границей строят и на дорогих немецких и японских машинах ездят, пенсионный возраст повысили… – не ожидая сама от себя, выпалила вдруг осмелевшая женщина.
– Почему на немецких? На трофейных, что ли?
– Нет, на наши народные деньги себе машины и виллы покупают.
– Как так? Мы же не для того воевали! А куда же партия смотрит? Кто у нас сейчас генеральный секретарь Коммунистической партии?!
– А генеральный секретарь теперь сам в Думе заседает и с министрами-капиталистами дружит, миллионером стал…
– Оппортунист, значит? Враг народа?! Почему до сих пор не расстреляли? Куда смотрят органы?! Кто сейчас глава НКВД?
– Так глава НКВД уже 20 лет, как президент, то есть царь по-вашему – он сам это правительство капиталистов и возглавляет… Да и страны уже той нет, распалась, а бывшие республики между собой воюют…
– Иосиф Виссарионович уронил остатки курицы на пол и заплакал.
– Ну что же вы, дорогой товарищ Сталин, так убиваетесь? – воскликнула раздосадованная Люба.
– Любаша! – сокрушался бывший отец народов, размазывая испачканными куриным жиром пальцами слезы по лицу и усам. – Такую страну просрали! И все жертвы оказались напрасными – столько убитых, расстрелянных, замученных по моему приказу! Если б ты знала, Любаша, что все эти годы, каждую ночь ко мне приходили во сне эти люди и по очереди рассказывали свои истории – как жили, как их обвинили без вины, как они умирали в муках. В эти минуты я сожалел, что бессмертный – это стало моим адом на земле! А теперь, выходит, все это было зря! Выходит, в глазах людей я не освободитель, а просто душегуб?!
