механически отвечает «да».
– Я поеду на виа Матерассаи, позабочусь о похоронах. Скажу Маурицио Реджо, чтобы закрыл лавку на два дня. – Он делает паузу. – Нужно написать Маттии и нашим родственникам в Баньяре. Винченцо я возьму с собой.
– Мессы. Нужно заказать мессы, отмолить его душу, ведь он раскаялся в том, что причинил сестре столько зла. Он сам сказал мне, когда я меняла ему ночную сорочку после исповеди. И милостыня сиротам. Скажи Виктории, пусть она позаботится об этом. – Голос у Джузеппины глухой, хриплый.
Иньяцио кивает. Задерживает воздух в груди. Дышит, он еще может дышать.
Подходит к телу Паоло. Оно еще хранит тепло: кожа на лице прозрачная; руки, когда-то сильные и мозолистые, теперь как тонкие ветви. Голова и борода побелели.
Протягивает руку, гладит лицо брата. Потом наклоняется, целует покойного в лоб и замирает так, прижавшись губами к его коже. Боль комком стоит в горле.
Он будет помнить это всю жизнь. Поцелуй – это обещание, безмолвная клятва, которую слышат только они с Паоло.
Иньяцио идет из комнаты прочь. Под лимоном его ждет Винченцо.
– Ты попрощался с отцом?
Винченцо не смотрит на дядю. У него в руках щепочка, которую он ломает на мелкие кусочки.
– Да.
– Хочешь еще посмотреть на него?
– Нет.
Иньяцио протягивает руку, Винченцо цепляется за нее. Они идут к стоящему на аллее экипажу.
Перед лавкой толпится народ, в основном калабрийцы. На пороге Маурицио Реджо обнимает подошедшего Иньяцио, выслушивает его поручения. Вскоре деревянные ставни закрываются в знак скорби.
Иньяцио не укрыться от любопытных взглядов. Одни крестят лоб, другие выражают соболезнования. Он идет вперед, крепко сжав руку ребенка. На пороге их дома тихо плачет Виктория. Она тянется к братишке, целует его, обнимает.
– Теперь у тебя тоже нет защиты, как и у меня, – говорит она.
Винченцо застыл, не произносит ни слова.
Помочь с похоронами пришел Джузеппе Барбаро, один из родственников Эмидио.
– Упокой, Господи, его душу, – говорит он.
– Аминь, – отвечает Иньяцио.
Дома тишина. Орсола ведет Винченцо в комнату, чтобы переодеть в траурную одежду. Из родительской спальни доносится скрип сундука.
Шелест тканей перемежается обрывками фраз. Виктория, Иньяцио, Эмидио.
– Болезнь зашла слишком далеко…
– С миром отошел…
– Нужно заказать гроб, – говорит девушка.
– У лучшего мастера. Петь на мессе пригласим монахов. Он… он был не простым человеком. Мой брат, дон Паоло Флорио. Здесь, в Палермо, благодаря ему наша лавка стала известной.
Внезапно Винченцо все понимает.
Отцовская рука будто ложится ему на плечо. Крепко сжимает его. Борода колет лицо. Суровый взгляд. Руки, насыпающие хину на весы. Запах трав, исходящий от отца.
