трое суток прошло, а мои конечности до сих пор как в сиропе, – с иронией сказал Ястребов.
– Non bene ho sonno. Sì, esattamente.1 Хотя я и первым проснулся, мои ноги, словно тампоны, – сказал Луалазье, желая что-нибудь сострить, но ни у одного не появилось даже улыбки на лице.
– Ну так, Домин, попробуй, сделать физзарядку. Вас в центре подготовки всяко учили, что делать в подобных ситуациях? – пошутил Ястребов.
– Конечно, мы занимались спортом, каждый день уделялось по два часа на бег, упражнения для рук, ног, на упражнения от затекания мышц.
– Для рук, для ног, говоришь, а для головы? – сказал Андрей, сдерживая улыбку.
– Не понял? – удивился итальянец.
– Ну, постоять, например, на голове? – Ястребов заметил, что тот не уловил его шутки, – походить вниз головой, например.
Андрей сделал серьезное предложение, чтобы вывести оппонента из непонимания.
– Quindi, non avrebbe. Это бесполезно, Андрей, – Луалазье принял шутку Андрея за чистую монету, – пусть даже при частичной невесомости в десять атмосфер, это бесполезно. Кровь может застояться в венах. Другие фигуры можно делать при частичной невесомости более шестидесяти атмосфер, но не более пятнадцати минут. Иначе, – на лице итальянца появилась улыбка, – может получиться кровоизлияние, как при первой стадии невесомости.
Подпитал информацией русского итальянец.
Ястребов, выслушав коллегу, не знал, что ответить. Отвечать на заумность друга он не решился, терять времени на первые и не первые уже дни полета не хотелось.
– Это вам Джоанн так сказала? – Ястребов все же не удержался от сарказма.
– Нет, это мое личное мнение, – ответил итальянец.
– У-у брат, да у тебя, я вижу, нервишки. Ничего, полтора годика на Марсе среди пяти человек, в общем, это тебе не в казарме с ее марш-бросками.
– È, russo, sempre in dubbio in italiano logic,2 – без злости отшпарил Луалазье, – я был в армии, – добавил лингвист, защищая себя.
– Полгода?! Друг.
– Шесть месяцев, – с гордостью утвердил итальянец. – У нас идут в армию, чтобы отдать долг. А не по принуждению…
Луалазье хотел задеть по самолюбию российского пилота, но того трудно было чем уязвить. В рубке снова появился Янсон.
– Господа астронавты, – сказал он.
– Предлагаю что-нибудь перекусить, на камбузе, потом, кто захочет, может отдохнуть. А завтра будет рабочий день. И 6 октября по полудню у нас отчет на Землю о проделанной работе. Я имею в виду телеэфир экипажа с Землей.
Янсон имел мощное телосложение. Нижняя губа его чуть была больше, что по физиогномике представляло натуру упрямую, однако, и любвеобильную. Приплюснутый большой нос Янсона говорил о его добродетели, уши без мочек. Острый взгляд. Все говорило о мудрости. Луалазье полностью противоречил старшему члену экипажа. Они сходились лишь в остроте внутреннего восприятия.
– Это очень важно, –
Так дело не пойдет.
Вы, русские, всегда сомневались в итальянской логике.
