style="font-size:15px;"> – Но пап?
Отец, недовольно рыкнув, спросил с вызовом:
– А кто твоих учителей когда-нибудь оплатит? Твои выходки в этой школе? Ты очень дорого обошелся мне, сын. А Шах научится экономить и вести хозяйство и наш бизнес.
Мы словно застыли, когда отец вышел, едва прикрыв дверь. Ранти, повернувшись ко мне, вдруг порывисто обнял меня и прижал к своей могучей груди мою голову, так что я замычал от боли. Он вдруг сам зашипел на меня в ответ:
– Ты как девчонка, ей богу. Тебя вообще трогать страшно, – он откинул меня в сторону и вдруг резко развернулся от меня, так что мне на миг стало страшно. Тишина словно разделила нас.
– Ранти, Ранти… ну прости. Но мне было больно. Я думал, ты мне шею сломаешь. Ты не рассчитываешь свою силу.
Он обернулся ко мне с перекошенным лицом и сказал глухо:
– Я переночую сегодня в твоей спальне.
Он не ждал ответа, а просто молча вышел из комнаты. Я удивленно проводил его взглядом и с остервенением стал сдирать с себя школьную мантию.
Весь день я провел на берегу речки, рисуя свои какие-то образы, что мне когда-то приходили во снах, и вздрогнул, когда услышал сзади тихий вопрос.
– Неужели тебе нравится это рисовать? – брат стоял сзади, с такой мукой разглядывая у меня рисунки.
Я, сгорая от стыда, захлопнул альбом и спросил нервно:
– Что с тобой?
Тот, пожимая плечами, сел рядом и, кивнув мне, ответил нехотя:
– Сам не знаю, но как представлю, что тебя не будет скоро со мной, уже плохо.
Киваю в ответ.
– И у меня также. На сердце так тяжело.
Он, прислонившись к моему плечу, спрашивает ехидно:
– Давай посмотрим, что ты там нарисовал?
Мотаю головой и прячу за спину свой альбом. Он обнимает меня, заводя свои руки мне за спину, и я сталкиваюсь с его лицом. Его жаркое дыхание заставляет все мое тело задрожать от страха. Он берет из моих ослабевших рук альбом и роняет меня на землю, ложась на мою грудь головой. Перевернувшись, он открывает мой альбом и спрашивает:
– Это я?
Смотрю на него удивленно и киваю, насколько позволяет земля. Он вдруг снова поворачивается ко мне лицом и спрашивает, жарко дыша мне в губы:
– А ты можешь меня нарисовать голым?
Изумленно смотрю на него.
– Да что на тебя нашло?
Тот ехидно начинает, глядя на меня, раздеваться и, раздевшись догола, прислоняется рукой к земле, положив на нее голову.
– Ну… рисуй. Я хочу, чтобы ты помнил меня таким.
Перевожу взгляд на альбом и кое-как справляюсь с дрожанием пальцев. Через минуту уже уверено вывожу линии его красивого тела и ухожу в себя. Здесь нет брата, только его тело. Мои руки порхают на листе, и через какое-то время слышу голос брата.
– Дай мне рубашку, что-то похолодало. Да и потемнело. Пошли в дом?
Киваю, еле-еле отрывая взгляд от листа, и он заинтересованно смотрит на мой набросок.
– Ого!!!
