в нору, иногда рожаешь детей, а она в своих основных проявлениях мчится мимо, как карт на гоночной трассе. То есть параллельно идет. Ты – своей дорогой, а она – рядом, яркая, возбуждающая, головокружительная, но рядом! Усекаешь, тебя там нет? Вот где горчинка с перчинкой в биографии!
– Не дотумкал чего-то я. Кто рядом несется? Гоночная машина, что ли? А на хрена она мне? Окромя скорости, чего хорошего в ей? Ни дров, ни навоза, ни жены не свозишь никуда, да и посадка низкая. То ли дело моя! Сяду за руль – душа поет. Не гляди, что кузовок небольшой. Смекаешь, и поленницу дров могу накидать, и десятки мешков картошки сложить, что ты! Ладная машина, каждый раз радуюсь, что тогда рискнул потратиться на нее.
– Михаэл, твое непонимание высокого вызывает недоумение и даже негодование, – глянул с сожалением на него Володька, – хотя, вообче-то, у тебя шибко простое, открытое лицо, не подпорченное интеллектом. Твое сознание малость сужено сомнительной пропагандой социалистических идей типа: «Кто не работает, тот не жрет» или, там, «Без пруда не выловишь и рыбку из него».
– А как же! Ты хотел, не нагнувшись, рыбку поймать? Не старайся, не получится. До ветру и то, не нагнувшись, не сходишь. Я так понимаю, чтобы жить хорошо, надо работать. Деньги из одного кармана в другой сами по себе не перекочуют, чуешь?
– Не возражаю, твой «хондец» молодец!
– Какой хондец? – не понял Миха.
– Грузовичок твой японской породы по кличке «хонда»!
– А-а-а… ну!
Володька, отпустив порцию витиеватых мыслей, заскучал. Михаил хоть и неплохой мужик, но ему до разговора о высоких материях как до Луны.
– Ладно, пойду я, – сказал он. – Тоскливо чегой-то мне. Скушно…
А назавтра Володька помер. Лег спать и не проснулся. Односельчане будто даже и не удивились. Что с Володьки возьмешь, выпендреж ни к чему хорошему не приводит, но постарались устроить всем миром достойные похороны. Даже пригласили из соседнего села батюшку для отпевания. Поминки богатые устроили. Хорошие слова говорили, хотя с трудом верилось, что Володька на самом деле умер. Всем казалось, что завтра он опять будет всех доставать своей нескончаемой философией.
Через неделю Женя, домывая крыльцо, неожиданно для себя расплакалась. Она остро ощутила безвозвратность уходящих дней. Жил себе человек, не тужил, и вдруг раз – и нету его. Где он? А нигде. Нигде, и все тут!
Миха в память соседа стал иногда под хорошее настроение называть жену Эвгенией, та не возражала.
Замысел старика Максима
Надумал дед Максим жениться. Надоела ему холостяцкая жизнь. Лет шесть прошло, как умерла бабка. Годы пролетели незаметно, как пули у виска.
В народе говорят: если мужик помер, женщина становится вдовой, если жена уйдет в мир иной, мужика женихом кличут. Вот Максим и засиделся в женихах. Невест-то в деревне тоже осталось – по пальцам пересчитать, но худо-бедно выбор еще был. Даже смотрины промеж ними можно устроить.
