кажное утро. На шестой день, проходя мимо, спрашивает меня: мол, сколько ванн принял? Я говорю, вы ж грязи прописали. Он говорит: ничего подобного, с твоим диагнозом надо ванны принимать. Японский городовой! Разволновался я, а он: ладно, мол, успокойся, ничего страшного, пускай тело заранее к земле привыкает. Так и сказал. Юморить-то можно над всеми, но не над здоровьем же, елки-моталки!
– Чего это по-черному доктор шуткует над больным-то? – хихикнула Женя, не удержавшись.
– Я, конечно, расстроился шибко. Плюнул на всю ихнюю санаторию да и подался домой.
– Деньги на ветер бросил! Какие мы нежные, подшутили над нами, а мы все бросили и к мамкиному подолу, слезки утирать! И что за наказание мне: с двумя обалдуями великовозрастными всю жизнь мучиться!
– Я-то здесь при чем? – пробурчал Лёнька и от греха подальше удалился на улицу.
Михаил не спеша стал умываться. Его одолевали совсем другие мысли. Он, не привыкший отдыхать, шибко соскучился по незатейливой деревенской жизни, по женке, по сыну. Дома завсегда хорошо…
Жена ворчливо собрала на стол.
– Садись, лопай! Должен был еще пять дней на готовых харчах погужеваться, теперь ни харчей, ни денег! – не успокаивалась Женя.
Михаил сел к столу и с удовольствием налег на хлеб с салом, заедая соленым огурцом. Аппетитно жуя, полез в карман и выложил на стол энную сумму.
– Что это? – насторожилась жена.
– Остатки денег, – ответил тот.
– Вернули, что ли?
– Скоко дней жил, за столько и заплатил, – прошамкал с набитым ртом муж.
– Издеваешься, да?! – взвилась Женя.
– То есть? – не понял Миха.
– Я тут битый час нервы себе треплю, а ты молчишь! Зарплату никто не платит, прошли те времена! Приходится за каждую копейку хвататься!
– Опять беда неловка. И так плохо, и этак нехорошо. Не угодишь тебе.
– Сказал бы сразу, что деньги целы! Дурной ты, Мишка, ой, дурной!
– Эвгения, чего беснуешься? – возник в проеме двери сосед, как всегда, в состоянии подпития. – Или мужик в подоле приташил? Чего так убиваешься?
– Иди ты! – зыркнула на него Женя. – Ни на полушку совести нет!
– А, Володька, здорово! Входи, входи. Садись к столу, – пригласил Миха.
– Еще чего! – возмутилась хозяйка. – Он тут про тебя всякие непотребные мысли высказывал, а ты его к столу. Чего приперся? Не видишь, мужик только что с дороги?! Устал! Вали домой!
– Грубая ты, Эвгения, прямо скажем, не голубых кровей – не белой косточки. Короче, плебейка с парагвайкой, вместе взятые. Подобное высказывание хозяйки считается крайне паршивым тоном, – добродушно промолвил сосед и уселся на лавку рядом с хозяином.
– Налей чаю, – кивнул на него муж.
– Глаза б мои на вас не глядели, – сказала Женя, наливая чай в большую кружку с надписью I love you.
– Успел заправиться уже? – хохотнул Миха.
– Проживающим
